Пойдем дальше. Что по поводу древнего христианского царства Грузии, которое уж наверняка не было «удобрением», как Финляндия, и развращенной латинством интеллигенции, в отличие от Польши, заведомо не имела? Да, Грузия изнемогала в борьбе с Персией и Турцией, просила о помощи. Но ведь о помощи же, а не о «политическом убийстве». И тем не менее уверен Данилевский, что «ни по сущности дела, ни по его форме тут не было завоевания, а было по- дание помощи». Несмотря даже на то, что после такого «подания
Там же, с. 22.
Там же, с. 84.
там же, с. 21.
помощи» Грузия перестала быть самостоятельным государством, оказавшись провинцией чужой империи.
К тому же «вместе с нею покорены были магометанские ханства: Кубанское, Бакинское, Ширванское, Шекинское, Ганджинское и Талышенское... и Эриванская область. Назовем, пожалуй, это завоеваниями, хотя завоеванные через это только выиграли». Завоевание таким образом признаём, но о «национальном, народном убийстве, изувечении» речи больше нет. Лишь о том, что политическая смерть оказалась выгодна самим «изувеченным». И вдобавок еще сквозь зубы замечено: «Не столь, правда, довольны русским завоеванием кавказские горцы».93
Глава седьмая Национальная идея
Как видим, кавалерийская атака на тяжелую проблему, почему Россия не Европа, удовлетворительных результатов не принесла. «Памфлетный» подход совершенно очевидно сработал тут против автора. Не только не удалось Данилевскому доказать, что никаких «политических убийств» Россия, в отличие от Европы, не совершала, его путаные объяснения привели к конфузу: завоевания пришлось признать. Вот тогда-то, надо полагать, и возникла нужда в тяжелой, так сказать, артиллерии, в солидной наукообразной теории. Тогда-то и была развернута, по определению Н.А. Нарочницкой, «историческая концепция Данилевского — органицизм», на котором основана «Россия и Европа»?*
Китай
умирает? Коротко суть этой концепции
проста. Общество отождествлено с организмом, социология с биологией, жизнь народа с человеческой жизнью: те же молодость, зрелость, старость — и смерть. Впрочем, Данилевский объяснит это лучше меня. «История говоритто же самое о народах [что об индивидах]: и народы нарождаются, достигают различных степеней развития, стареют, дряхлеют, умирают — и умирают не от внешних только причин... умираюттем, что называется естественной смер-
Там же, с. 30.
Н. Нарочницкая. Цит. соч., с. 44.
тью или старческой немощью». Доказательство? Китай. Ибо именно «Китай представляет такой редкий случай... как те старики, про которых говорят, что они чужой век заживают, что смерть их забыла».95
Умирающий от старческой немощи Китай, впрочем, не исключение. В «дряхлеющем состоянии находится теперь и Индия»96 Что поделаешь, таков «закон культурно-исторического движения» (Данилевский так именно и называет это свое замечательное открытие — законом). Молодость, время, когда народы «проявляют преимущественно свою духовную деятельность», коротка. И самое главное — она никогда «вторично не возвращается»97
Не возвращается и всё — как жизнь не возвращается к покойнику. Таков закон. «Оканчивается этот период тем временем, когда иссякнет творческая деятельность в народах». Они либо «дряхлеют в апатии самодовольства (как, например, Китай) или... впадают в апатию отчаяния».98 Не довольно ли, впрочем, цитат? Спросим лучше, согласятся ли сегодняшние китайцы с тем, что еще в позапрошлом веке, оказывается, безнадежно «распустились в этнографический материал», оказались удобрением для других, «исторических» народов? Спросим у индийцев, вправду ли не дано им было создать ничего нового на своей древней земле? Я не говорю уже о Финляндии, которой и вовсе не положено было «жить исторической жизнью». Право, не могу себе представить более очевидного банкротства «исторической концепции органицизма», нежели судьба примеров, предложенных самим Данилевским.
Глава седьмая
Национальная идея [~Д0 ИСКЭТЬ
романо-германский тип?
Задача, которую поставил перед собой Данилевский, выходила, однако, за пределы его примеров (будь то Китай, Индия или Финляндия) и вообще за пределы конвенционального,
95
Н.Я.Данилевский. Цит. соч., с. 62.
Там же.
Там же, с. 89 (выделено мною. — А.Я.).
Там же, с. 90. (выделено мною. — А.Я.).
так сказать, «органицизма». Автору-то нужно было доказать, что не столько русские, сколько славянское племя в целом, единое по языку, крови и вере с Россией, идет на смену «угасающему», чтобы уж прямо не сказать гниющему племени европейскому (одна из глав его книги так и называется «Гниет ли Запад?»). Иначе говоря, отождествить с индивидом требовалось не народы, а группы народов, племена. И хотя ему не всегда, как мы видели, удавалось следовать собственному правилу, он старался называть «культурно-историче- скими типами» именно племена. Они тоже, оказывается, рождаются, подобно индивиду, зреют, а потом дряхлеют и умирают — чтобы, если повезет, вернуться в мир как почвенное удобрение для новых типов, «снизойти, — по словам Данилевского, — на степень служебного, для чужих целей, этнографического материала».99
Вот это, собственно, и попытался он доказать в «России и Европе». Не может сам по себе русский народ, узнаем мы, создать самобытную цивилизацию (хотя еврейскому, эллинскому или римскому народам создать её почему-то удалось). Для этого русским непременно нужно все то же тютчевское «дополнение» (Данилевский много раз повторяет, что без славянского племени Россия лишь «на три четверти» самостоятельный культурно-исторический тип). Вот почему объединить вокруг себя славян есть для неё вопрос жизни и смерти. И вот почему «для всякого славянина: русского, чеха, серба, хорвата, словенца, болгара (желал бы прибавить и поляка), — после Бога и Его святой Церкви — идея Славянства должна быть высшею идеей, выше свободы, выше науки, выше просвещения, выше всякого земного блага».100
Ибо если славяне по каким бы то ни было причинам «не в состоянии выработать самобытной цивилизации, то есть стать на ступень развитого культурно-исторического типа — живого и деятельного органа человечества, то им ничего другого не остается, как распуститься, раствориться и обратиться в этнографический материал, в средство для достижения посторонних целей», уподобившись, скажем, финнам или татарам.101
99 Там же, с. 136.
Там же, с. 107 (выделено автором).
К этому Данилевский, будь он последователен, мог бы добавить, что, поскольку европейская цивилизация «угасает», неспособность славян сменить её на посту лидера в качестве «живого и деятельного органа человечества» означала бы катастрофу и для всего этого человечества. Оно просто впало бы в этом случае в беспросветное варварство. Ибо, кроме славянства, заменить европейскую цивилизацию некому. Тем более, что с Европой дело обстоит, по мнению Данилевского, плохо. Ей предстоит судьба Китая, т.е. смерть от старческой немощи и, похоже, уже очень скоро: «мысль, высказанная славянофилами о гниении Запада, кажется мне совершенно верною».102 Может ведь повториться то, что произошло после падения Римской империи. Даже хуже, потому что тогда, полтора тысячелетия назад, еще подавали признаки жизни Китай и Индия, еще жива была Византия. А сейчас мир просто превратился бы в ци- вилизационную пустыню. Короче говоря, славянский аргумент Данилевского много бы выиграл, если бы автор мог апеллировать к интересам человечества.Но он не мог. С его «органической» точки зрения, интересы человечества были, как мы уже знаем, абстракцией. Хотя бы просто потому, что жизнь человечества никак нельзя уподобить жизни индивида. Кто знает, когда вступило оно в пору зрелости и когда одряхлеет? Уже по этой причине никаких интересов человечества существовать не может. Допустим, борьба с исламским фундаментализмом, который угрожает всем «неверным» одинаково, — и в этом смысле может быть понята как интерес всего человечества, — дело пустое. Ибо «что же такое интерес человечества? Кем сознаваем он, кроме одного Бога, которому, следовательно, только и принадлежит ведение его дел».103 И потому для смертного никаких обязанностей по отношению к человечеству не существует. Зато «существуют особые обязанности не только к государству, но и к той высшей единице, которую мы называем культурно-историческим типом»104