Глава седьмая Национальная идея
ретроспектива Так выглядит дело,
если смотреть на него глазами разочарованных современников. С точки зрения истории-странницы, однако, вместе с которой побывали мы на многих перекрестках русского прошлого, начиная с кровавой опричной зари самодержавия в 1560-м и до праздничного отречения от него в феврале 1917-го (так напоминавшего отчаянные августовские дни 1991-го), дело обстоит несколько по-другому.
Просто у неё другая, долгая ретроспектива, longue duree, как говорят французы. В отличие от современников, она имеет возможность сравнивать.
Так вот, похож ли с точки зрения этой долгой ретроспективы перекресток, на котором предстоит ей выбор сегодня, на тот, 1825 года, где пришлось ей предпочесть Русский проект? Похож, но еще больше не похож. И дело тут вовсе не в том, что реальность сегодня другая, как любят подчеркивать те либералы, что отвергают опыт русской истории-странницы в качестве матрицы, определяющей спектр возможных национальных стратегий. Само собою, Россия больше не крестьянская страна, как в прошлом веке, она — грамотная страна, продемонстрировавшая миру мощь своей культурной потенции. Но массовая психология, но патернализм и предпочтение силы праву, но неспособность сегодняшних элит принять максиму Крижанича, что «мы не первые и не последние среди народов», но их имперский, наполеоновский комплекс — сильно ли все это изменилось? А ведь решает дело именно это.
Попробуем в таком случае подойти к делу иначе. Если обобщить опыт всех перекрестков, на которых истории-страннице пришлось согласиться на Русский проект, получим в некотором роде формулу такого её выбора. Пять условий, оказывается, должны совпасть, чтобы Русский проект стал реальностью. Перечислим их.
Долгая
Во-первых, нужен для этого сильный Лидер, уверенный как в превосходстве России над Европой, так и в своей способности доказать это превосходство на поле брани (или, по крайней мере, в открытой конфронтации).
Во-вторых, нужен авторитетный Идеолог, способный убедить политическую элиту страны, что у России нет с Европой ничего общего, ибо она — еретическая ли, революционная или, напротив, буржуазная (выбор эпитетов зависел от времени) — для России смертельно опасна. И потому единственным способом самосохранения державы является «переворот в национальной мысли»: для Ивана IV, например, такую роль сыграл митрополит Макарий, для Николая I — Н.М. Карамзин, для Сталина — Отдел пропаганды ЦК ВКП(б).
В-третьих, нужна новая опричная политическая элита, безусловно поверившая Идеологу (или идеологам) нового «переворота».
В-четвертых, либеральная элита должна быть идейно разоружена, деморализована и потому неспособна оказать «перевороту» серьезное сопротивление.
В-пятых, наконец, требуется для этого геополитическая ситуация, исключающая Европейский проект (по крайней мере, с точки зрения Лидера и идеологов Русского проекта).
Посмотрим теперь под углом зрения нашей формулы на то, что происходит в России сегодня. Нет нужды, я думаю, доказывать, что первого и пятого условий успеха Русского проекта сейчас не существует. Зато в наличии второе условие — в лице многочисленной неоконсервативной котерии, пытающейся сыграть роль коллективного Карамзина (или Отдела пропаганды). Третье и четвертое, наконец, условия — обновление политической элиты и идейное разоружение либералов — происходят на наших глазах. Тут, однако, сложность. Покуда формирующий новую, лояльную ему элиту Лидер к «особому пути» России безразличен, нет оснований ожидать, что она тотчас и бросится в объятия идеологов Русского проекта. За неё им — в ожидании нового, более «патриотического» Лидера — еще предстоит побороться.
Присмотревшись к идейной жизни страны, мы ясно увидим, что именно это сегодня и происходит. Идеологи Русского проекта отчаянно борются за умы новой политической элиты и молодежи страны. Правда, договориться между собою они покуда не могут (не могут даже рассчитаться на первый-второй: все первые). Зато одно знают все они твердо: «переворот в национальной мысли» для Русского проекта — императив. И сила их в том, что сопротивления им практически не оказывают. Либералы отдали национальную мысль
в полное их распоряжение. Отсюда парадоксальный вывод Джеймса Биллингтона, что «авторитарный национализм [имеет в России шансы], несмотря на то, что не сумел создать ни серьезного политического движения, ни убедительной идеологии».159
Исторический опыт, надо признать, дает для этого вывода некоторое основание. В конце концов примерно такой же была ситуация в России и в царствование Александра I. С одной стороны, говоря словами того же А.Е. Преснякова, могло «казаться, что процесс европеизации России доходит до крайних своих пределов. Разработка проектов политического преобразования империи подготовляла переход русского государственного строя к европейским формам государственности; эпоха конгрессов [сегодня сказали бы саммитов] вводила Россию органической частью в европейский концерт международных связей, и её внешнюю политику в рамки общеевропейской политической системы».160
С другой стороны, однако, тогдашние идеологи Русского проекта столь же самозабвенно, как сегодняшние, готовили национальную мысль к «перевороту». Правда, ни серьезного политического движения, ни убедительной идеологии создать они в ту пору тоже не сумели. Но старались очень. До того даже, как мы помним, доходило, что, судя по донесению французского посла Коленкура, «в Петербурге говорят в ином доме о том, что нужно убить императора, как говорили бы о дожде или о хорошей погоде». И лишь победоносная война и отказ Александра от европейских реформ отсрочили тогда развязку.
Мы знаем, впрочем, чем кончилось дело. Русский проект победил — пусть не при действовавшем тогда императоре, но при следующем. Несговорчивого Александра сменил Николай — и Россия действительно «выпала» из Европы.
В этом сходство нынешнего раунда с тем, который выиграли после Александра идеологи Русского проекта. Но и различий масса, начиная с разгрома декабризма, который привел тогда к необратимому ослаблению либеральной оппозиции, и кончая откровенной * политической реакционностью тогдашней Европы. Надеяться в этих
James И. Billington. Ibid., p. 91.
А.Е. Пресняков. Апология самодержавия, Л., 1925, с. 15.
условиях сегодняшние неоконсерваторы могут поэтому лишь на то, что им удастся полностью деморализовать либералов, запугать и вывести из игры ту единственную элиту страны, что способна помешать им завоевать умы нового поколения.
Глава седьмая
Национальная идея ЗПИГОНЫ
«НОВЫХ учителей» Читателям, кото-
рые помнят последнее письмо Петра Яковлевича Чаадаева, принятое нами здесь за точку отсчета, понятно, о каких говорил он «учителях». Конечно о тех, что сеяли в умах молодежи московитский дурман, сбивая её с петровского европейского курса и готовя свой «переворот в национальной мысли». Мы видели, что и полтора столетия спустя эти «новые учителя» все еще с нами. Они по-прежнему изображают Европу как «чужую этноцивилизацион- ную платформу» и по-прежнему пытаются изобрести оправдания «языческому особнячеству». Как писал мне недавно коллега из Москвы, «радикальный пересмотр русской истории с националистических позиций идет полным ходом». В историографии советского периода дело уже обстоит так, продолжал он, «будто никогда не было не только перестройки, но даже и хрущевского доклада на XX съезде». И Нарочницкая, наверное, не преувеличивала, когда похвалялась, что её книгу — «антилиберальную и антизападную бомбу» — сметали с прилавков «не только оппозиционеры, но бизнесмены, профессора и высокопоставленные сотрудники». Что ж, современные новые учителя, как могут, окармливают свою паству. Правда, по сравнению с временами Карамзина или Данилевского, чего-то им недостает. Чего?