Ведь и в этом случае формально-юридическая структура режима осталась бы прежней. Изменилась бы лишь его культурно-политическая ориентация. Именно это изменение, однако, и обещало бы стране катастрофу.
Глава первая Вводная |""|p|/||~QgQp
современниковно ведь нечто
подобное как раз и случилось с Россией после воцарения Николая. И поэтому мыслящие современники не могли не воспринять это резкое изменение культурной ориентации режима именно как революцию. Вот что писал, например, о разнице между петровским и николаевским самодержавием знаменитый историк С.М. Соловьев: «Начиная с Петра и до Николая просвещение всегда было целью правительства. Век с четвертью толковали только о благодетельных плодах просвещения, указывали на вредные последствия невежества в суевериях. По воцарении Николая просвещение перестало быть заслугою, стало преступлением в глазах правительства».[14] Поворот, как видим, и впрямь на 180 градусов. Попробуйте отрицать, что это была именно революция.
А вот что, не сговариваясь с Соловьевым, записал в дневнике цензор и академик А.В. Никитенко: «Видно по всему, что дело Петра Великого имеет и теперь врагов не меньше, чем во времена раскольничьих и стрелецких бунтов. Только прежде они не смели выползать из своих темных нор... Теперь же [при Николае] все подземные болотные гады выползли из своих нор, услышав, что просвещение застывает, цепенеет, разлагается»[15] Короче, и по мнению Никитенко, революция Николая была именно антипетровской. Победили «болотные гады», потомки вождей разгромленных Петром «стрелецких бунтов».
Вот портрет николаевского самовластья, вышедший из-под пера самого яркого из публицистов славянофильства К.С. Аксакова: «Современное состояние России представляет внутренний разлад, прикрываемый бессовестной ложью... Все лгут друг другу, видят это, продолжают лгать, и неизвестно до чего дойдут... Как дурная трава, выросла непомерная бессовестная лесть, обращающая почтение к царю в идолопоклонство... Всеобщее развращение в обществе дошло до огромных размеров».42 Как назвали бы вы это внезапное и тотальное торжество «бессовестной лжи»?
Послушаем теперь отзыв о николаевском самодержавии редактора вполне реакционного «Русского вестника» Н.А. Любимова, исполненный почти щедринского сарказма: «Обыватель ходил по улице, спал после обеда в силу начальнического позволения; приказный пил водку, женился, плодил детей, брал взятки по милости начальнического снисхождения. Воздухом дышали потому, что начальство, снисходя к слабости нашей, отпускало в атмосферу достаточное количество кислорода... Военные люди, представители дис-
Сергей Михайлович | Соловьев I
[16] Русь, 1881,16 мая, сс. 18,13.
циплины и подчинения, считались годными для всех родов службы... Телесные наказания считались основою общественного воспитания».43 Это ли не возвращение в Московию?
Вот мнение будущего статс-секретаря и министра внутренних дел П.А. Валуева, уверенного, как и Аксаков, что причиной крымской катастрофы была «всеобщая официальная ложь... Сверху — блеск, а внизу — гниль».44
А вот финальный приговор Федора Ивановича Тютчева: «В конце концов было бы даже неестественно, чтобы тридцатилетний режим глупости, развращенности и злоупотреблений мог привести к успехам и славе»45 И добавил уже в стихах, адресованных покойному императору, человеку, по его словам, «чудовищной тупости»:
Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые,
Все было ложь в тебе, все призраки пустые.
Ты был не царь, а лицедей!46
Я нарочно процитировал здесь современников Николая самых разных, даже противоположных убеждений. И среди них, как видит читатель, нет ни одного из тогдашних прославленных диссидентов — ни Белинского, ни Герцена, ни Бакунина, ни Чаадаева (хотя им, естественно, тоже было что сказать по поводу николаевского вызова — Чаадаев, например, как раз и назвал его «настоящим переворотом в национальной мысли»).47
Никто из этих современников не вынес своего приговора в пылу полемики или в связи с какими-нибудь оскорбительными для них лично обстоятельствами. Все это, кроме дневниковой записи Ники- тенко, сказано задним числом и звучит скорее как итог тридцатилетних размышлений, нежели как запальчивые оговорки. Да и Алек-
[16] Михаил Никифорович Катков и его историческая заслуга. По документам и личным воспоминаниям НА. Любимова, Спб., 1889, с. 184.
[16] А.Е. Пресняков. Цит. соч., с. 89. 4
[16] Литературное наследство, т. 19-21,1935» с-197-
[16] Старина и новизна, кн. 19, Пг., 1915, с. 149.
[16] П.Я. Чаадаев, цит. соч., с. 87.
Глава первая Вводная I «Восстановители
баланса»
сандр Васильевич Никитенко, вынося свой беспощадный вердикт, по-прежнему оставался дружен с министрами, был уважаемым академиком, редактором и цензором. Короче, цитировал я выстраданные и тщательно обдуманные суждения вполне благополучных граждан и несомненных патриотов своей страны. Объединяло всех этих людей, в принципе не имевших друг с другом ничего общего, — умеренного либерала Соловьева, умеренного консерватора Никитенко, пламенного славянофила Аксакова, тихого реакционера Любимова, преуспевающего правительственного дельца Валуева и певца российского великодержавия Тютчева, — лишь одно: сознание невыносимости «новомосковитского» самовластья в России XIX века.
48
Соответственно, все они отнеслись к «вызову Николая» как к чудовищной напасти или, говоря словами Ивана Сергеевича Тургенева, как к «своего рода чуме».48 Режим, при котором, по выражению Погодина, «во всяком незнакомом человеке предполагался шпион»49 и, по словам Никитенко, «люди стали опасаться за каждый день свой, думая, что он может оказаться последним в кругу друзей и родных»,50 был для них всех одинаково неприемлем. Они ощущали николаевскую Московию не только как петлю на шее, но и как исторический тупик.
Глаеапереа» Вводная « ВОССТЭ H О В ИТвЛ И
баланса» Все это имело бы сегодня,
быть может, лишь академический интерес, когда бы не одно зймечательное и совершенно современное обстоятельство. Я говорю о том, что именно в последнее время набирают в интеллектуальных кругах — и на Западе, и в России — силу попытки реабилитировать николаевский режим или, как деликатно выразился известный американский историк Брюс Линкольн, «восстановить баланс в пользу Николая».51 Причем набирают эти попытки силу по причинам, похоже, отнюдь не академическим. Во всяком случае, «восста-
50
Тургеневский сборник, Пг., 1921, с. 168.
49 М.П. Погодин. Цит. соч., с. 258.
История России в XIXвеке (далее ИР), М., 1907, вып. 6, с. 446.
Bruce Lincoln. Nicholas I, Emperor and Autocrat of All Russias, Northern Illinois Univ. Press, 1989.
новители баланса» никакими особенными историографическими открытиями, которые давали бы основание оспорить единодушный приговор самых наблюдательных современников Николая, человечество в конце XX века не осчастливили. Почему происходит это в России, наверное, объяснимо. Разочарование в реформах и, в первую очередь, резкое падение престижа и общественного положения интеллигенции; распад четырехсотлетней империи и утрата сверхдержавного статуса — все это каким-то образом отнесено многими на счет «космополитической» политики Горбачева и Ельцина, т. е. попытки примирения с Европой. Или, как выражался А.А. Зиновьев, «позорной капитуляции Родины» перед Западом.52 А поскольку в некотором роде напоминает эта политика аналогичный курс Александра I, то круто националистический, антиевропейский поворот его преемника вырастает вдруг в некий судьбоносный исторический урок, который следует усвоить России в XXI веке, чтобы «подняться с колен».
Правда, кончился этот антиевропейский поворот крымской катастрофой и какразтой самой «позорной капитуляцией» перед Западом, на которую жаловался Зиновьев. К сожалению, это печальное обстоятельство ускользает от внимания «восстановителей баланса». Странным образом толкуется оно не как неизбежное последствие московит- ской революции в Петербурге, но как результат «последнего колониального похода всей Европы на Россию» (В.В. Ильин).53 Или, еще выразительнее, «европейского заговора против России» (В.В. Кожи- нов).54 Только вот почему такой «европейский заговор против России» возник именно при Николае, объяснить они не могут. Как и то, почему ничего подобного не возникло в Европе ни при Екатерине, ни при Александре» не могут тоже.