История России в XIX веке, М., 1907, вып. 6, с. 452.
П.Я. Чаадаев. Цит. соч., с. 87.
Там же, с. 88.
АН. Пыпин. Характеристики литературных мнений отдвадцатых до шестидесятых годов. Спб., 1909, с. 192.
Экономическая реставрация
ке. И не будь у нас даже никаких других доказательств того, что она действительно произошла, ошибка Достоевского свидетельствует об этом исчерпывающе.
Экономическая
реставрация м.н.покровский строил
свою характеристику московитской экономики, сравнивая ее с тем, что происходило в России «веком раньше», с «экономическим расцветом времен молодости Грозного»,23 т. е., в моих терминах, с эпохой хозяйственного бума первой половины XVI столетия, приведшего к Великой реформе 1550-х. А говоря о «реставрации», имел он в виду восстановление регрессивной экономики времен опричнины. «Короткий экономический кризис, вызванный Смутой, — цитировал Покровский книгу Ю.В. Го- тье „Замосковный крой XVII века", — прошел так же быстро, как налетел... Но экономический расцвет времен молодости Грозного не повторился... Осталось хронически угнетенное состояние... Первые три четверти этого века носят определенно выраженный реакционный или, если угодно, реставрационный характер. Последний термин лучше подходит, ибо суть дела заключалась именно в реставрации, в возобновлении старого, в оживлении и укреплении таких экономических черт, которые веком раньше казались отжившими» 24
Натуральный оброк, допустим, вымирал в России в первой половине XVI века, а в Московии он снова был в порядке вещей. Это подтверждается массой документов. Например, бояре Лопухин и Романов собирали свои доходы с вотчин баранами и домашней птицей (Н.И. Романов еще и коровьим маслом). Дворцовые села Переяславского уезда тоже платили свои повинности овчиной, сырами и маслом. Барская запашка в одном из имений того же уезда уменьшилась за 40 лет более чем вдвое (с 546 десятин до 249), а в другом и вовсе исчезла.
М.Н. Покровский. Избранные произведения, M., 1966, т. 2, с. 413.
Глава вторая Московия: векXVII
Там же.
«Если бы даже это отсутствие сельскохозяйственного предпринимательства было уделом только крупного землевладения, и то мы имели бы пример большой экономической косности, — комментирует Покровский. — Но, кажется, что и средние хозяйства, с такой головокружительной быстротой переходившие на новые рельсы во дни молодости Грозного, сто лет спустя не только не подвинулись вперед, а даже подались назад»?5 Другим свидетельством экономической реставрации опричнины была массовая раздача царским сановникам «черных» земель (конечно, с сидевшими на них свободными крестьянами), «настоящая оргия земельных раздач». В1619-1620 годах, например, роздан был целый Га- лицкий уезд. В одни руки за один раз попадало по 300 крестьянских дворов и по полторы тысячи десятин. Темп этой «оргии», однако, нарастал в течение XVII века. В 1680-е Нарышкины получилиуже до 2500 дворов и 14 тысяч десятин земли. В конце концов, к исходу века в За- московье вообще не осталось «черных» земель (и свободных крестьян), а дворцовых было роздано до двух миллионов десятин.
Надо ли говорить, что новым хозяевам пришлось позаботиться о том, чтобы кто-то исправно снабжал их баранами и коровьим маслом? И что в результате бывшие «черные», самостоятельные крестьяне практически исчезли в уездах центральной Московии? Они становились собственностью помещиков. Историки обычно измеряют этот катастрофический процесс превращения крестьянина в собственность числом так называемых урочных лет, на протяжении которых помещик имел законное право разыскивать и возвращать «сошедших от него» крестьян.
Закон 24 ноября 1597 года, например, устанавливал для этого пятилетний срок. В Смутное время число урочных лет удвоилось. А в 1649-м Уложение царя Алексея установило возвращать беглых крестьян по писцовым книгам без урочных лет. Отныне закон обязывал крестьянина жить за помещиком «неподвижно» и «безвыходно». Другими словами, свободные (и полусвободные) до того соотечественники оказались — на восемь поколений вперед! — недвижимой собственностью других. Так выглядела экономика Святой Руси, которая хоть и была, если верить Достоевскому, «хранитель-
25 Там же, с. 414.
Беззвездная ночь Московии
ницей Христовой истины», но с обращением соотечественников в недвижимую собственность, другими словами, в рабов, мирилась без малейших угрызений совести.
Глава вторая
Московия:векXVII Бе3ЗВеЗДНаЯ Н0ЧЬ
Московии Теперь, когда читатель представил себе пусть покуда лишь самые беглые очертания исторического провала, известного впоследствии под именем Московии, пора переходить к более систематическому его описанию. Общий смысл того, что произошло в России после самодержавной революции Грозного царя и вызванной ею Смуты, понятен. Страна была потрясена, поставлена на колени, ей было не до новых реформ, она тосковала потишине, по спокойствию, по стабильности.
Как, однако, сделать, чтобы эта возвращенная при первых Романовых стабильность не переросла в перманентную, «византийскую» стагнацию, новая элита не знала, ничего лучшего, нежели «особнячес- тво» и «русский бог», не придумала. «Особый путь» привел к тому, что Россия просто выпала из истории. Время политических мечтаний, конституционных реформ, лидеров, подающих надежды (ведь и в разгар Смуты были еще и Василий Шуйский, и Михаил Салтыков, и Прокопий Ляпунов), миновало. Праздник кончился, погасли огни, и все вдруг почувствовали, что на дворе беззвездная ночь. К власти пришли люди посредственные, пустячные, лишенные элементарных государственных навыков, люди, которых хватало лишь на изобличение грехов своих предшественников, но которым недоставало ни души, ни разума, чтобы выработать конструктивную программу возрождения страны.
«Московское правительство в первые три царствования новой династии, — говорит Ключевский, — производит впечатление людей, случайно попавших во власть и взявшихся не за свое дело. При трех-чет ы- рех исключениях все это были люди с очень возбужденным честолюбием, но беэ оправдывающих его талантов, даже беэ правительственных навыков, заменяющих таланты, и — что еще хуже — совсем лишенные гражданского чувства»?6
26 В.О. Ключевский. Цит. соч., с. 238.
Нет ни одаренных дипломатов (А. Л. Ордин-Нащокин как раз и был одним из упомянутых счастливых исключений), ни выдающихся военачальников, «а наши послы, отправленные к европейцам, — ужасался Юрий Крижанич, — навлекают на свой народ неописуемый позор своей необразованностью и грубостью»?7 Нет даже информации о том, что творится в других странах. Прибыв в 1656 г. в Тоскану, стольник Чемоданов с удивлением узнал, что «герцога Франциска», которому адресованы его верительные грамоты, не только сменил другой правитель, но и этого другого давно уже низложил третий. А несколько лет спустя посол Потемкин, прибывший в Испанию, только на месте обнаружил, что Филипп IV, к которому он прибыл с царским посланием, уже два года как умер.
Понятно, что все это означало. Европейская традиция Киевской Руси, поднявшая было голову после монгольского ига при Иване III и реформистском правительстве Алексея Адашева в 1550-ые, оказалась снова растоптанной в Московии. Достаточно вспомнить, как оживлены были отношения Руси с Европой в киевские времена, как тесны были связи, как деятельно распространялось тогда в стране европейское образование, чтобы в этом не осталось ни малейших сомнений.