Глава шестая Рождение наполеоновского комплекса
«Так скажите, хороша ли ваша политика?»
Погодина неспособность Николая обратить «наполеоновское» превосходство России в полномасштабный передел Европы раздражала, по сути, с самого начала. Еще в 1838 году он писал, что «бывают счастливые минуты для государств, когда все обстоятельства стекаются в их пользу и когда им стоит только пожелать, чтобы распространить свою власть, как угодно... Не такая ли ми-
М.П. Погодин. Цит. соч., с. 242.
Н.А. Нарочницкая. Россия и русские в мировой политике, М„ 2003, с. 197. Там же.
нута представляется теперь императору Николаю, которому обе империи, Турецкая и Австрийская, как будто наперерыв просятся в руку?»?4 И даже отлично понимая, что «Россия решительно не имеет доброжелателей между европейскими государствами»?5 и «правительства почти все против нас: одни из зависти, другие из страха»,96 Погодин и в 1842-м и в 1853-м не переставал удивляться тому, «какие благоприятные обстоятельства открываются для России».97 Наполеоновский комплекс положительно не давал ему спать. И не трудно проследить по его письмам, как зарождался у него сценарий передела Европы. Честно говоря, от тютчевского проекта осталось в нем не очень много.
Прежде всего «православный Папа в Риме» волновал Погодина меньше всего, происхождение европейской революции не интересовало совершенно и Франция ничуть не страшила. Скорее, наоборот. Как писал он царю, передавая общее мнение зарубежных панславистов, «Франция ваша союзница, союзница естественная... Она представляет романские народы, а вы господствуйте на Востоке Европы. Немцы, как стена, будут без всякой политической значительности... а англичане поклонятся».98
Отсюда и второе заключение Погодина. Ошибочной представлялась ему вся дорогая сердцу Тютчева ориентация на «похищение Европы» во имя её защиты от революции. Не только не искал он новых союзников в Германии, он и старых-то ни в грош не ставил. «Сорок лет, — писал Погодин, — миллион русского войска готов был лететь всюду, в Италию и на Рейн, в Германию и на Дунай... чтоб как можно скфее и действительнее доставить свою помощь и успокоить любезных союзников».99 И что же, спрашивается, союзники, «обязанные, так сказать, самим своим существованием России... избавленные по нескольку раз от конечной гибели?»100 Отблагодарили они за это Россию? Помогли ей в её трудную минуту?
М.П. Погодин. Цит. соч., с. 25.
Там же, с. 43.
Там же, с. 75.
Там же, с. 61.
Там же, с. 62.
Там же, с. 82.
100 Там же, с. 84.
Да вот хоть самый свежий пример. «Возникнул у России спор с Турцией по поводу несчастного состояния христиан на Востоке... Австрии и Пруссии стоило присоединить одно твердое слово в согласии с Россией... и все требования были бы исполнены, морские державы притихли бы, мир не нарушился и Европа оставалась спокойною... И этого слова ни Австрия, ни Пруссия сказать не хотели за Россию... Никакими софизмами, никакими нотами никогда не смогут они оправдаться в этом простом, ясном и необоримом обвинении, которое легло на их голову во веки веков... С врагами, с злодеями, с Магометом лишь бы не с нами!»101 Разумна ли такая политика?
Еще больше, однако, раздражает Погодина неспособность Николая учиться на собственных ошибках. Он даже подозревает, что
«если б Австрия и Пруссия поступили бы чуть поблагороднее, почеловечнее, даже поумнее, великодушный русский Государь остался бы опять на их службе и опять наши войска должны были быть всегда наготове, чтобы лететь на Рейн и Дунай, в Германию и Италию в помощь любезных союзников».102 Забавно тут разве что решительное расхождение Михаила Петровича с одним из наших «восстановителей баланса» Александром Архангельским, который, если помнит читатель, предложил нам легенду о Николае как об «искренне национальном» лидере России. В противоположность ему Погодин, как видим, откровенно обвиняет императора втом, что тот «на службе» у иностранных правительств. И ничуть не надеясь на Николая, уповает он исключительно на «русского Бога» да на глупость союзников. Оно и к лучшему, продолжает он, что «Русский Бог затмил их очи! Ты оказал нам уже милость свою выше всякой меры: Ты избавил нас от наших друзей, а с врагами разделаться пособит нам и старый наш помощник, Николай Чудотворец».103
Тем более, что ровно ведь ни к чему не привела вся эта служба союзникам, вся наша глупая готовность «лететь на Рейн и на Дунай». Ну, посмотрите, «поддержали мы, согласно с нашею целью, законный порядок в Европе? Нет!.. Пересмотри все европейские государства и мы увидим, что они делали кому что угодно, несмотря
Там же, сс. 85, 87.
Там же, с. 87-88.
Там же, с. 87.
на наши угрозы, неодобрения и другие меры».104 Тут критика «искренне национального» императора звучит уже откровенно. И беспощадно. Не так уж, видно, и умен земной бог, если не видит очевидного. Обвинения следуют одно за другим. «Итак, вот результаты нашей политики! Правительства нас предали, народы возненавидели, а порядок, нами поддерживаемый, нарушался, нарушается и будет нарушаться».105 Или того хлеще:
«Союзников у нас нет, враги кругом и предатели за всеми углами, ну, так скажите, хороша ли ваша политика?»106
Глава шестая Рождение
наполеоновского комплекса ПраВОСЛаВИв,
Самодержавие
и Славянство Мы знаем совершенно достоверно, что, по крайней мере, одна из этих неслыханно дерзких «самиздатских» записок Погодина (от 7 декабря 1853 года), которую я сейчас главным образом и цитировал, действительно попала в руки государя. Мало того, Погодин вовсе не преувеличивал, говоря, что она произвела на императора удивительно благоприятное впечатление. Как писал автору из Петербурга С.П. Шевырев, «твоя статья была в руках у царя, и прочитана им, и возбудила полное удовольствие его. [Она] ходит теперь по Петербургу».107 Ясно, что к тому времени Николай уже вполне, так^азать, созрел для «великого перелома» в своей политике. Осознал, то есть, что все старые его внешнеполитические сценарии оказались негодными, бесплодными. Чего он еще не знал — каким новым сценарием их заменить. Именно это и требовалось теперь от Погодина.
Как действительно следовало реализовать «наполеоновское» могущество России? Еще в первом письме 1838 года Погодин наме-
Там же, с. 91.
Там же, с. 78.
Там же, с. 330.
Н.И. Павленко. Михаил Погодин, М., 2003, с. 218.
кал, как мы помним, на естественную, по его мнению, альтернативу, говоря о «30 миллионах наших братьев, родных и двоюродных, славян», и сообщая между делом, что «вообще будущее принадлежит славянам».108 Полтора десятилетия спустя, когда новый внешнеполитический сценарий уже вполне у него сложился, он твердо уверен, что
«союзники наши в Европе, и единственные, и надежные, и могущественные — славяне... ихю миллионов в Турции и 2о миллионов в Австрии. Это количество еще значительнее по своему качеству в сравнении с изнеженными сынами Западной Европы. Черногорцы ведь встанут в ряды поголовно. Сербы также, босняки от них не отстанут; одни турецкие славяне могут выставить 200 или 300 тысяч войска, и какого войска!»109 Да и в одном ли войске дело? Есть ведь еще у союза со славянами другая, моральная, сторона дела, и она, быть может, еще важней. Подумайте,