Выбрать главу

Всё это очень глубоко и серьёзно, хотя эхо славянофильских грёз слышно и здесь (как, впрочем, и у всех постдекабристских западни­ков). И всё-таки ярче чего бы то ни было свидетельствует исповедь Вейдле, что пережила декабристская традиция России и Катастрофу, и сталинизм, и эмиграцию.Это правда, не спасла она, как мы видели, страну в пору решаю­щей - и последней в дореволюционной России - патриотической истерии 1908-1914 годов. Не только потому, однако, что оказалась несопоставима с мощью сверхдержавного соблазна и средневеково­го мифа, гласившего, что «Россия не может идти ни по одному из путей, приемлемых для других цивилизаций и народов». Не спасла европейская традиция страну в 1917-м еще и потому, что стояло тогда за плечами рушившейся петровской России другое, допетровское «мужицкое царство». Только оно, как мы уже говорили, и сделало возможной реставрацию московитской империи на развалинах пет­ровской.Ничего похожего не стояло - и не стоит - за плечами разрушен­ной второй империи. И по этой причине путь реставрации ей зака­зан. Навсегда. Знаменитая деревенская литература, оплакавшая исчезновение «мужицкого царства» еще в 1970-е, самое красно­речивое этому свидетельство. Приходится признать, что Великого немого, на протян^нии полутора столетий вдохновлявшего консер­вативный миф, больше нет.

Вот почему шансы европейской традиции в XXI веке, едва сойдет с политической сцены последнее советское поколение, несопостави­мо выше, чем в начале - и даже в конце XX. Бесспорно, вера в сак- ральность верховной власти, возрожденная при Сталине, все еще работает. Но и ей нанес жестокий удар своей отставкой Путин. Если я прав, царская отставка неминуемо приведет к мощному сдвигу в

19 Янов

сознании - и даже в подсознании - городской России (и символом ее станет разброд и шатание в рядах экзальтированных «Наших»). Бесспорно и то,что историческая драма патриотизма/национализма, та самая, что привела к кровавой бане в Югославии, продолжает зло­веще бурлить и в российском подсознании (и опять, как во времена Вех, глуха к ней близорукая элита, по-прежнему поглощенная мутной пеной повседневных политических баталий).

Всё верно. Только вот почва для возрождения старинного кон­сервативного мифа искусственной «самобытности» стремительно размывается. И потому предчувствия, которые мучат меня так же, как терзали они моих предшественников, неизмеримо оптимистич­нее. В отличие от них, я уверен в победе европейской традиции России. Другое дело, сколько времени это займет и сколько страда­ний - и тяжелых депрессий - еще принесет этот мучительно медлен­ный исторический процесс распада консервативного мифа бедной русской интеллигенции. Конечно, я хочу, чтобы этих страданий было меньше. И потому выбираю другой путь.Предшественники мои видели лекарство от болезни в обраще­нии к здравому смыслу своих читателей. Федотов, в частности, при­зывал их понять, что «для самой России насильственное продолже­ние имперского бытия означало бы потерю надежды на ее собствен­ную свободу... Как при московских царях самодержавие было ценой, уплаченной за экспансию, так фашизм является единствен­ным строем, способным продлить существование каторжной импе­рии»95. И потому, убеждал он их, «потеря империи есть нравственное очищение, освобождение русской культуры от страшного бремени, искажающего ее духовный облик»96. Ибо «ненависть к чужому - не любовь к своему - составляет главный пафос современного нацио­нализма»97.

Также, как в случае Соловьева и Вейдле, всё это замечательно глубокие и серьезные аргументы, но... Но они не сработали. Вот почему не хотел я ограничиться аргументами. Хотел показать читате­лю, как происходила и почему никогда не прекращалась в России непримиримая борьба ее европейской и патерналистской традиций.

Федотов Г.П. Цит. соч. С. 326.

Там же. С. 327.

Акт за актом развернуть перед ним картину этой затянувшейся на четыре столетия драмы.

Явственно должно перед ним вырисоваться в трилогии и то, как все это начиналось - в XV веке, на самой заре русской государствен­ности, в беспощадной схватке между иосифлянами и нестяжателя­ми. И то, как принесла победа иосифлян стране крестьянское раб­ство и тотальный террор в веке XVI.

И то, как торжествовал в ней над Ньютоном Кузьма Индикоплов в Московитском столетии, институционализируя и тем самым увеко­вечивая эту роковую победу.

И то, как, разворачивая страну в сторону Европы и просвеще­ния, углубил вто же время Петр пропасть между двумя Россиями, разверзшуюся еще при Иване Грозном. И то, как прахом пошли в Новое время все попытки воссоединить страну - от Сперанского и декабристов до Витте и Столыпина. И то, наконец, почему пошли они прахом: карамзинско-уваровский консервативный миф вне­европейской «самобытности» России оказался сильнее здравого смысла.

Все остальное было предсказуемо. И «последняя война», о кото­рой пророчествовал Соловьев. И эсхатологическая истерика её ини­циаторов, пытавшихся свалить свое злодеяние на чужие плечи. И растерянность вполне вроде бы либеральной, западнической пуб­лики, которую тот же консервативный миф превратил, едва оказа­лась она его пленницей, в смертельный инструмент «разрушения цивилизации», поуже известному нам выражению Гейне.

Я не знак^ сработаетли картина там, где спасовали аргументы. Не знаю даже, действительно ли предстала со страниц трилогии перед читателем картина, которую я пытался нарисовать. Об этом судить читателю. Единственное, что я могу сказать в ее оправдание, это что я старался и вложил в эту картину полжизни.

В любом случае, однако, смысл ее совершенно ясен. Это совсем Другая история, не та, которой учили читателя в советской школе, и не та, которой учат сегодня в российских и западных университетах. Из этой истории следует: всё, что происходит сейчас в идейной жизни России, уже с нами было. Только в отличие от своих предше­ственников, пытаюсь я воевать с общим и Муравьеву, и Соловьеву, и Федотову предчувствием, обращаясь не столько к его, читателя, реф­лексии, сколько к естественному человеческому желанию не дать одурачить себя снова.

глава первая ВвОДНЭЯ

глава вторая У истоков «государственного патриотизма»

глава третья Упущенная Европа

глава четвертая Ошибка Герцена

глава пятая Ретроспективная утопия

глава шестая Торжество национального эгоизма

глава седьмая Три пророчества

глава восьмая На финишной гфямой

глава девятая Как губили петровскую Россию

глава десятая Агония бешеного национализма

ОДИН

Поел

ГЛАВА

НАДЦАТАЯ

еднии спор

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Последний спор

Долгое рабство - не случайная вещь: оно, конечно, соответствует какому-нибудь элементу национального характера. Этат элемент может быть поглощен, побежден другими элементами, но он способен также и победить.

Александр Герцен

·4 ... Перемены Вашего духовного лица я старался понять.

Но вот к власти пришел Гитлер и Вы стали - 1 прогитлеровцем. У меня до сих пор имеются Ваши

/ прогитлеровские статьи, где Вы рекомендуете

русским не смотреть на гитлеризм «глазами евреев»... Как Вы могли, русский человек, пойти к Гитлеру?.. Категорически оказались правы те русские, которые смотрели на Гитлера «глазами евреев».

Роман Гуль Письмо И.А. Ильину, 1949 г.

Судя по сравнительно недавним публикациям, труднее всего, боюсь, будет мне убедить в том, что о русской истории можно судить и вне сложившихся за десятилетия стереотипов (outside the box, как любят говорить американцы) вовсе не имперских реваншистов, но своих политических единомышленников, либеральных культуроло­гов. Конечно же, мои разногласия с ними не столь фундаментальны, как с певцами державного «особнячества» - скорее, тактические, нежели стратегические. Но все-таки они очень серьезны. И я не счел бы свои обязательства перед читателями выполненными, не обсудив эти разногласия публично, по крайней мере, в заключение трилогии.