Просто не станет ЕС самостоятельным актером на мировой сцене, покуда не укоренится в «остальной Европе» и в первую очередь в гигантской России. Именно потому замечает, наверное, тот же Роберт Купер, что «ключевой вопрос европейской безопасности в том, как повернется дело в России. Включить ее в [нетрадиционную] европейскую систему должно быть нашим главным приоритетом»16.
Перспектива
Конечно, быстро произойти это не может. Но если говорить о направлении развития, о том, где и как могли бы пересечься оба сегодняшних европейских мира, то первым шагом к такому пересечению и должна бы, я думаю, стать та самая реформа ОБСЕ, о которой мы толковали. Ибо только она способна трансформировать эту средневековую, по сути, Коллегию в современный демократический форум наций, ответственный за европейскую безопасность. Реформа ОБСЕ могла бы стать для России начальной школой политической модернизации. И таким образом её настоящей «дорожной картой» в Европейский союз.
Так или иначе, для Европы в целом реформа ОБСЕ послужила бы индикатором, что оба мира действительно движутся к точке пересечения. Для стран, представленных в ЕС, могла бы она стать действительным началом политического самоосознания. То есть выхода за пределы провинциальной экономической интеграции и осознания себя не просто еще одним блоком Вестфальской геополитической вселенной, а именно новым нетрадиционным миром.
16 Cooper Robert. Ibid.
· . Глава третья
ЧТО В ЭТОМ I Упущенная Европа
для России?
Естественно, что точка пересечения обеих европейских Коллегий, ответственных как за хозяйственную и политическую жизнь, так и за безопасность открытого мира автоматически включала бы и Россию - полноправного члена ОБСЕ. Вот здесь-то, я думаю, и заключена та самая альтернатива националистическому мифу, которую так отчаянно искал - и не нашел - в свое время Соловьев.
Смысл её в том, чтобы политическая «мутация», в которую погрузила Россию самодержавная революция Грозного, оказалась исчерпанной и, пусть дав грандиозного исторического «кругаля», страна вернулась в Европу. Вернулась, причем, не милитаристской державой, как при Петре. И тем более не зараженная самоубийственным сверхдержавным соблазном, как при Николае. И не руководимая горчаковской доктриной «сосредоточения для реванша», как постниколаевская Россия перед Первой мировой войной.
Но самое главное, совсем не в ту Европу, в которую в очередной раз возвращалась она при Александре II, не в разделенную на враждебные кланы и кипящую ненавистью в предчувствии Великой Конфронтации, но в открытый, нетрадиционный мир, в спокойную, как мы уже говорили, гавань, надежно защищенную от сверхдержавных соблазнов и новых исторических катастроф. И что особенно важно, наверное, для сегодняшних национал-либералов, вернулась не как младший партнер какого бы то ни было «короля», будь то США или Китая, а как равноправный гражданин открытого
мира, чьи, допустим, 40 «взвешенных голосов» игнорировать было бы в европейском синклите непросто. Вернулась как одна из великих держав Европы, чтобы вместе с аборигенами прокладывать новые пути в человечестве.
Еще важнее.однако то, что больше ей просто податься некуда. Не может же она на самом деле со своими 2% мирового ВВП претендовать на статус самостоятельного «центра силы».Ну, подумайте, подсчитано что в ближайшие двадцать лет американский ВВП, несмотря на все свои сегодняшние заморочки, удвоится и составит 28 трлн долл., а китайский - учетверится, достигнув 16 трлн. Найдется ли в мире безумный экономист, который отважится предположить, что российский ВВП вырастет за те же два десятилетия в 16 раз, не говоря уже о 28?
Напротив, даже такой оптимист, как Джим О'Нил, главный экономист Goldman Sachs, причисливший Россию к «блоку стран будущего» BRIC (Бразилия, Россия, Индия, Китай), предсказал ей рост до 4% мирового ВВП, что не идет ни в какое сравнение с такими гигантами, как ЕС, США и Китай. Что по сравнению с зтими неумолимыми цифрами все гротескные филиппики какого-нибудь Леонтьева или имперское фанфаронство Проханова? Хочешь не хочешь, а придется признать, пусть с полуторавековым запозданием, что прав был Чаадаев.
| С.С.Уваров
Есть, впрочем, нечто еще более важное, во всяком случае для нашей темы. Читатель, может быть, не забыл довольно-таки каверзный вопрос, поставленный в начале этой книги: а существует ли вообще в сопоставимых с Россией великих державах жизнеспособная идейная альтернатива сверхдержавному реваншу? Открытый мир Европы впервые на него ответил. И Франция, и Германия, которые на протяже-
нии двух последних столетий по два раза, как и Россия, побывали на сверхдержавном Олимпе, сегодня этой страшной болезнью не страдают. И сам факт их излечения свидетельствует, что альтернатива существует. Он пролагает России путь к выздоровлению.
■-I I Главо третья
ИаТрИОТИЧеСКаЯ | Упущенная Европа
истерия историков?
Последнее, что остается мне здесь, дабы выполнить обещание, данное читателю во второй книге трилогии, это рассказать о цене, которую заплатила в середине 1850-х Россия за сверхдержавные амбиции николаевских идеологов государственного патриотизма. Напомню, что сегодняшний националистический стереотип предподносит нам Крымскую войну вовсе не как следствие агрессивного николаевского вызова Европе, а совсем даже наоборот, как «войну империалистической Европы против России», её «последний колониальный поход на Россию»17. Так думает проф. В.В. Ильин. Покойный В.В. Кожинов с сочувствием цитировал известные слова Тютчева о заговоре против России всех «богомерзких народов» и «богохульных умов»18. И негодует В.Н. Виноградов: «Подлинной причиной войны была отнюдь не мнимая агрессия России против Османской империи». А что? Да все тот же богомерзкий заговор с целью «загнать русских вглубь лесов и болот»19.
Но позвольте, господа, как в этом случае быть с известным приказом царя о десанте «прямо в Босфор и Царьград», отданном адмиралу Корнилову весною 1853 года, т.е. еще за год до предполагаемого «колониального похода»? Разве не писал тогда Николай, что «ежели флот в состоянии поднять в один раз 16 ооо человек с 32 полевыми орудиями, при двух сотнях казаков, то сего достаточно, чтобы при неожиданном появлении не только овладеть Босфором, но и самим Царьградом»?20 Похоже это на «мнимую
Ильин В.В. Реформы и контрреформы в России. M., 1996. С. 44. Кожинов В.В. Тютчев. Мм 1988. С. 336. Цит. по: Кожинов В.В. Тютчев. С. 333.334- агрессию»? И как быть с призывом того же Тютчева
Вставай же, Русь! Уж близок час! Вставай Христовой службы ради! Уж не пора ль, перекрестясь, Ударить в колокол в Царьграде?
По свидетельству Б.Н. Чичерина для славянофилов, как Иван Аксаков или Юрий Самарин, «это была священная война за православие и славянство, окончательное столкновение между Востоком и Западом, которое должно было привести к победе нового молодого народа над старым одряхлевшим миром»21. Нужно ли напоминать читателю, что под «одряхлевшим миром» имелась в виду (уже в 1850-е!) всё та же Европа? А насчет того, как должны были выглядеть границы России после этой «священной войны», разъяснил, как мы помним, опять же Тютчев. Повторить?
Семь внутренних морей и семь великих рек, От Нила до Невы, от Эльбы до Китая, От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная Вот царство русское...
И что делать с «крестовым походом», которым объявил Крымскую войну Степан Шевырев?22 Что делать, наконец, с откровенным признанием близкого к императору Александра Меншико- ва, что «с венгерской кампании покойный государь был [словно] пьян, никаких резонов не принимал, был убежден в своем всемогуществе»?2^