— Господин барон, я считаю разумным ходом провести свою доверительную беседу с Гитлером.
— Хорошо, — сразу согласился Шредер, — я передам это Кепплеру. А где вы считаете удобным провести эту встречу, если Гитлер на нее пойдет?
— Ну, выбор я оставляю за ним. Шредер задумался, потом предложил:
— Думаю, это можно будет устроить в моем особняке в Кельне: Как на это посмотрите вы?
— Я заранее вам благодарен за гостеприимство. 4 января 1933 года Гитлер и Папен встретились. Вначале Папен предложил фюреру место вице-канцлера в кабинете Шлейхера. Но «парламентская» возня была Гитлеру ни к чему. Он шел не к участию во власти, а к власти. 30 января 1933 года он ее получил. ДЕНЬГИ хотя и могут многое, не могут всего. Политика имеет дело с массами, и умение найти к ним путь, уверенность в таком своем умении значили для успеха германского политика тех лет не меньше, чем финансовая поддержка. Вот почему Гитлер не кривил душой, признаваясь: «Движение коричневорубашечников в Германии не смогло бы возникнуть без движения чернорубашечников в Италии. Один тот факт, что дело может удасться, дало нам огромный толчок. Я не уверен, смогли бы мы удержаться, если бы марксистам удалось тогда взять верх над Муссолини». Но вдохновляющий пример — примером, а Гитлер не удержался бы и в том случае, если бы он игнорировал или не оправдал чаяния масс германского народа. Уже после его прихода к власти знакомый нам эмигрантский писатель Михаил Осоргин писал Горькому в Москву: «Муссолини говорит от имени своего, своей страны и пролетариата. Гитлер также говорит от имени пролетариата. Оба твердят о социальной справедливости, о праве на труд, о принадлежности государства трудящимся, о представительстве профессиональных организаций в управлении страной, о строительстве, о мире всех народов, об уничтожении рабства во всех видах, в том числе экономического. У всех вождей идея одна — строить крепкую государственность, подавляя личность гражданина. И над Европой реет знамя так называемого государственного социализма». В социальной жизни Осоргин разбирался хуже некуда. Однако чутьем писателя он кое-что уловил и верно… «Тоталитарные» Гитлер и Муссолини в своих речах говорили о том, о чем «демократические» Болдуин и Чемберлен, Эррио и Поль-Бонкур, Даладье и Рузвельт (даже Рузвельт!) и не заикались! И вот ведь как получалось, уважаемый мой читатель! Осоргин брюзжал по поводу «тоталитаризма», в том числе и советского, живя в «демократическом» Париже. А там в конце 1930-х годов из всех крупнейших европейских столиц рождалось наименьшее число детей — 11 на тысячу жителей. Ненамного обгоняли парижан лондонцы и нью-йоркцы. «Тоталитарный» же Берлин занимал вторую позицию с четырнадцатью новыми маленькими берлинцами на тысячу уже имеющихся. «Тоталитарная» Москва ушла вообще в решительный отрыв, прибавляя к каждой тысяче взрослых по 28 младенцев. Впрочем, для СССР и это был не рекорд: в Баку их прибавляли по 34! «Гуманиста» и «любителя молодежи» Осоргина тут щелкала по носу сама жизнь: «веселый» Париж оказывался не таким уж веселым и любвеобильным для рядового человека труда. А разве не прав был Геббельс, когда говорил о буржуазном искусстве? Вот его слова: «Искусство не видело народа, не видело общности, не чувствовало с ним никакой связи, оно жило рядом с эпохой и позади народа, оно не могло поэтому отразить душевные переживания этой эпохи и волнующие ее проблемы и только удивлялось, когда время шло мимо». В 1940 году на Капри Альберто Моравиа написал сатирическую антифашистскую книгу «Маскарад»… Почти через 20 лет реальной истории он рассказывал корреспонденту газеты: