— В двадцатые годы к нам потекли большие американские капиталы, сильно укрепившие промышленность. Я получил для своего предприятия миллионный кредит от одного частного американского банка. Огромные суммы получили «Ферайнигте штальверке», «Гельзенкирхенер бергверке АГ», «Рур-хеми», «Тиссен-хютте»… Коппенберг умолк, потом махнул рукой:
— А уж что говорить о Круппе и Гуго Стиннесе… «Я, — признавался Браухич, — с возрастающим изумлением слушал его. Не без труда я переваривал сухую информацию Коппенберга о переплетении международных финансовых интересов. Влиятельные деловые круги различных стран были неразрывно связаны друг с другом»… И эта связь объективно подрывала независимость Германии, а одновременно ограничивала Гитлеру свободу политического маневра. Непоследовательной была и моральная обстановка в немецком обществе… Обращение к лучшим сторонам человеческой натуры — коллективизму, здоровым чувствам, к культу здорового тела совмещалось с декларациями расовой исключительности, а это неизбежно продуцировало и развивало национальные самодовольство и спесь… Но у нацистской социальной политики было одно очевидное сильное качество: она была реальностью. И это полностью исключало перспективы для партии Тельмана. Кроме того, немцев в общей политической, экономической и духовной линии нацизма явно привлекал динамизм и прямое обращение к творческим силам нации. Народ способен на многое в любой стране, если к нему обращаются непосредственно и «без дураков» (или хотя бы с тонким расчетом, но подкрепленным реальными положительными мерами). Наибольшего успеха здесь добивались, конечно, русские большевики ленинско-сталинского образца. Этот «партийный стандарт» в отличие от «троцкистского стандарта» как само собой разумеющееся подразумевал умение не «теоретизировать» и произносить страстные речи о «р-революции» (впрочем, и это надо было уметь), а умение делать конкретное дело и руководить конкретным делом: атакой кавалерийского полка, организацией нового строительства или нового колхоза, работой авиационного завода и исследованиями Арктики. Ленин говаривал, что большевики Россию убедили, они же Россию завоевали, и теперь им надо учиться Россией управлять. Он говорил это открыто, и именно в честности перед массами был секрет успеха ленинско-сталинского ядра ВКП(б). Пример ВКП(Б) был наиболее убедительным и наиболее ярким, однако он был не единичным. Франклин Делано Рузвельт стал президентом Америки в тяжелые для Капитала кризисные времена. Америка была на грани если не пролетарской революции, то каких-то очень принципиальных социальных потрясений… Достаточно привести лишь три детали. Летом 1932 года губернатор (!) штата Миссисипи Т. Билбо признавался: «Я сам стал розовым». А губернатор штата Миннесота Ф. Олсон говорил эмиссару правительства: «Скажите им там, в столице, что Олсон больше не берет в национальную гвардию никого, кто не красный! Миннесота — левый штат». Мультимиллионер Джордж Кеннеди (отец Джона Кеннеди) позже сообщил, что в те дни он был «готов расстаться с половиной состояния, чтобы в условиях закона и порядка удержать вторую половину». При помощи Рузвельта удалось, впрочем, удержать и первую половину (хотя Капиталу США и пришлось «отстегнуть» из нее на социальные нужды суммы в размерах ранее небывалых). Но как действовал Рузвельт? Инвестиции в обширные общественные работы, «продовольственные пакеты» — это само собой… Но ведь это Рузвельт впервые сел перед микрофоном (телекамеры тогда появлялись лишь в исследовательских лабораториях) и начал в прямом эфире вести с народом Америки свои знаменитые субботние «беседы у камелька». Он говорил примерно так: «Ну что ж, друзья! Вот и прошла еще одна неделя… Что же нам удалось сделать и что — не удалось?». Его слушали, затаив дыхание, десятки миллионов американцев, потому что он, если и не говорил им всей правды, то говорил, все же, многое из того, что если бы не было сказано высшей властью страны, то и впрямь клан Кеннеди мог бы лишиться не только первой, но и второй половины состояния… Прямо обращался к массам и Гитлер, да не у камелька, а на открытых стадионах перед сотнями тысяч, а то и, как мы знаем, перед миллионом своих сограждан. Контраст с временами совсем недавними был для немцев явным… Вот что писал об этих «преднацистских» временах Манфред фон Браухич: «13 июля 1931 года экономический кризис со всеми своими опустошительными последствиями ворвался в Германию. Тысячи вкладчиков кинулись спасать свои сбережения. Закрылись двери банков, некоторые из них навсегда. Опустели кино, кафе, театры и увеселительные заведения. Казалось, все остались без денег. Тяжким бременем навалились на людей заботы о хлебе насущном»… Это было всего за четыре года до того, как в круизы вокруг Европы отправилось два миллиона немецких трудящихся. Впрочем, и в разгар кризиса, тем же летом 1931 года, горевали не все. Это также засвидетельствовал Манфред фон Браухич: «Те, кому удалось нажиться на этом гигантском банкротстве, разъехались по фешенебельным курортам. Там богачи развлекались вовсю: посещали состязания по зимним видам спорта, флиртовали с дамами и превращали ночь в день». Надо ли комментировать это свидетельство очевидца, уважаемый мой читатель? Прошел еще год… «Берлин кишел молодчиками из нацистских боевых отрядов, маршировавших под звуки бесчисленных гитлеровских оркестров», — писал о мае 1932 года фон Браухич, но сам же и констатировал: «Серый и безликий режим Веймарской республики тонул на глазах»… ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, уважаемый читатель, а не вернуться ли нам в эту Веймарскую Германию начала двадцатых годов и еще раз окинуть взглядом путь ее и ее будущего фюрера к Третьему рейху? Итак, осенью 1919 года Гитлер пребывал в безвестности и его личные проблемы были исключительно его личными проблемами. Однако уже зимой 1920-го он летит в Берлин и там встречается с героем Первой мировой войны генералом пехоты Людендорфом. Летом и осенью активно выступает публично, знакомится с Розенбергом и с братьями Отто и Грегором Штрассерами. В НСДАП уже три тысячи членов. Зимой 1921 года он выступает в Мюнхенском цирке перед шестью тысячами человек, и тогда же встречается с премьер-министром Баварии Риттером фон Каром. И июля 1921 года Гитлер выдвигает ультиматум с требованием назначить его главой партии с чрезвычайными полномочиями и угрозой в противном случае выйти из партии. В результате он… становится главой НСДАП. А ведь в ее руководстве был, например, такой решительный и волевой человек как капитан Рем! Вот уж кому не откажешь в бычьем облике и в бычьем напоре при явном мужестве и умении подчинять себе людей. Но… Но вождь партии — Гитлер. И одновременно создаются первые штурмовые отряды СА. Причем создаются они Ремом. Но для Гитлера. В апреле 1922 года Вальтер Ратенау подписывает Рапалльский договор с РСФСР Впрочем, не будем считать его по этой причине искренним другом России. Немецкий еврей Ратенау — крупнейший промышленник и сын крупнейшего промышленника — «баловался» также и идеями создания некоего интернационального сверхконсорциума для порабощения и эксплуатации России. Однако делал лучше, чем думал. Рейхсвер фон Секта начинает сотрудничать с РККА. А Ратенау 4 июня 1922 года убит пулей члена правой организации «Консул» (не за Рапалло, а за соглашательскую «проверсальскую» политику). И в тот же день (совпадение, конечно) Гитлер впервые ненадолго попадает в тюрьму. 16 августа он уже главный герой массовой демонстрации на площади в Мюнхене. Играют два духовых оркестра. Гитлер во главе шести колонн членов НСДАП, шествующих с нарукавными повязками со свастикой. Чернорубашечники Муссолини в это время захватывали Равенну и другие итальянские города. И готовились к знаменитому «походу на Рим». Представитель Гитлера Людеке встретился в Милане с дуче, а 28 октября Муссолини вступил в Рим. И Гитлера начинают называть Муссолини Германии. В 1922 году в окружение Гитлера входят новые националисты — ас Первой мировой Герман Геринг и Рудольф Гесс. Гесс начинал войну офицером пехоты в том же полку, где служил Гитлер, а закончил ее, как и Геринг, в воздухе. У Геринга были хорошие офицерские связи, Гесс дружил с генералом-геополитиком Хаусхофером (даром, что последний был женат на еврейке). Гитлером, похоже, интересуются и американцы. Момент это, уважаемый читатель, и тонкий, и темный. Во всяком случае, один из англосаксонских «биографов» Гитлера — Толанд, описывая знакомство Гитлера с «Путци» Ханфштенглем, полностью игнорирует линию «Хенфи» и лживо сообщает, что «Путци» закончил Баварский (а не Гарвардский, как на самом деле) университет. Для умеющих наблюдать и делать выводы, Гитлер — уже фигура, заслуживающая, как минимум, внимания. И появление рядом с ним «Путци» — признак этого внимания уже отнюдь не только баварского масштаба. Но к 1922 году Гитлер становится реальной силой пока еще лишь в Баварии. И тут его позиции сильны — в его партию вступают тысячи новых членов. Три четверти личного состава тайной полиции Мюнхена — его сторонники. Что же касается городской полиции, то такими тогда были уже практически все мюнхенские полицейские. 11 января 1923 года французские и бельгийские войска вступают в Рур. Марка за полмесяца упала чуть ли не в 10 раз. На 27 января, в день основания НСДАП, Гитлер намечает серию митингов. Парад шести тысяч штурмовиков, знамена со свастикой. На тысячу долларов, «занятых» у «Путци», Гитлер купил два печатных станка и превратил «Фолькишер беобахтер» из еженедельника в ежедневную газету. Он часто ездит с «Путци» Ханфштенглем и шофером Эмилем Морицем в пропагандистские поездки, в часы отдыха играет с двухлетним сыном «Путци» и Хелен Ханфштенглей Эгоном и еще… И еще, как пишет Мориц, «мы вместе бегали по бабам». 2 сентября 1923 года в Нюрнберг на празднование «немецкого дня» — годовщины победы под Седаном — съехалось 100 тысяч националистов. И в тот же день там была организована «Германская боевая лига». Месяц спустя Гитлер был объявлен политическим лидером новой организации. Инфляция приобрела обвальный характер. На банкноте в 1000 марок просто ставился краской штамп «миллиард марок», а стоил этот «миллиард» 40 долларов. Для элиты это был трюк, позволявший выплачивать репарации обесцененной маркой хотя бы какое-то время. Для народа это означало крах. Тот, кто скопил деньги (за всю жизнь) на домик, теперь мог на эту сумму купить лишь пару бутылок шнапса, чтобы залить горечь потери. Но тот, у кого этот дом уже был (и уж тем более, у кого был Стальной трест), право собственности на него сохранил. А это означало, что промышленные магнаты фактически не разорялись, а лишь временно сворачивали деловую активность. Обстановка накалялась… С января до середины октября 1923 года в НСДАП вступило 35 тысяч новых членов. В одном Мюнхене их насчитывалось четыре тысячи против двух тысяч шестисот полицейских и солдат гарнизона. Идея вооруженного выступления и захвата власти в Баварии казалась удачной и осуществимой. Из всего этого и родился «пивной путч». Но странного в его истории так много, что можно предполагать: и события, и подоплека событий были отнюдь не совсем такими, как их обычно описывают. Конечно Гитлера мог подвести и недостаток опыта. Одно дело — организовать митинг, и другое дело — переворот. Внешне же все происходило вот как… ВОСЬМОГО НОЯБРЯ 1923 года фактический руководящий триумвират Баварии — фон Карр, фон Лоссов и фон Зайсер проводили массовый митинг в крупнейшей пивной Мюнхена «Бюргербройкеллер», вмещающей три тысячи человек. Смысл его был в том, что эта руководящая троица была не прочь низложить центральное Веймарское правительство, и митинг должен был стать одним из этапов на пути к будущему перевороту. Гитлер рассчитывал выступить 11 ноября с той же, собственно, целью, но как сообщают его «биографы», решил воспользоваться подворачивающимся случаем и с путча в Мюнхене начать свой поход на Берлин. В пивном зале 8 ноября публика собралась всякая, но преобладания наци почему-то не было — иначе гитлеровцам не пришлось бы в какой-то момент грозить собравшейся толпе пулеметом. В восемь вечера к пивной на красном «Мерседесе» подъехал Гитлер с немногочисленной группой штурмовиков. Полицейских было 125, не считая конного отряда и агентов в толпе. Из казарм, находившихся от «Бюргербройкеллер» в 500 метрах, при необходимости можно было легко вызвать подкрепление. Войдя в зал, штурмовики быстро овладели ситуацией. Гитлер с пистолетом в руке вскочил на стул, выстрелил в воздух и закричал: «Началась национальная революция! Зал окружен!». После этого он предложил «триумвирам» пройти в комнату за сцену, но те отказались. Гитлер полез на сцену, и путь ему преградил адьютант начальника баварской полиции. По описаниям, Гитлер якобы стукнул его по голове и тот понял, что «сопротивление бессмысленно». Звучит все это странно, потому что Гитлер на Шварценеггера похож не был, а адьютантов начальники полиции во все времена подбирали себе не из числа хилых безработных ассистентов университетских профессоров. Никто из главных участников этой сцены, то есть все три «фона» и сам Гитлер, впоследствии не отрицали, что фон Карру был предложен пост регента Баварии, фон Лоссову — военного министра всего рейха, а фон Зайсеру — министра внутренних дел. Но все это после того как Гитлер с Людендорфом по примеру дуче пойдут походом на Берлин и возьмут там общенациональную власть. Как там отвечали три «фона» на самом деле, неизвестно, но Гитлер вышел к публике и заявил, что «триумвират» — с ним. А в «Бюргербройкелле» уже появился Людендорф. Казалось, дело в шляпе! Штурмовиков — 4000, полицейских — 2600, да и среди тех большинство наци… — В другой пивной Рем собрал 2000 человек из СА. В девятом часу колонна двинулась к штабу фон Лоссова и заняла его без сопротивления. Оружия хватало и раньше, а теперь тем более. Тем временем к «Бюргербройкелле» подошли курсанты пехотного училища, поддержавшие путч. Но оставшийся сторожить трех «фонов» Людендорф отпустил вначале под честное слово «по делам» фон Лоссова, а там улизнули и Карр с Зайсером. После этого началось странное… Командующий мюнхенским гарнизоном Лоссов связывается с командующим рейхсвером фон Сектом. Занятная все же вещь — история. В мае 1991 года историк Василий Сабинин написал, что «НСДАП и ее фюрер — в некотором роде детище Секта». Может оно и так (хотя и вряд ли так), но детище это было при его рождении для Секта чем-то вроде enfant terrible («ужасное дитя»). Иначе бы он не отдал приказ фон Лоссову решительно… подавить путч. Собственно, у Секта на нацистов тогда был, как говорится, «большой зуб»… В сентябре 1923 года «Фолькишер беобахтер» разгромила генерала (женатого на еврейке), назвав его «врагом народнической идеи, лакеем Веймарской республики и пешкой зловещих еврейско-масонских элементов». И путч был подавлен. По колонне, идущей утром 9 ноября улицами Мюнхена и возглавляемой Гитлером, Герингом, Людендорфом, неожиданно начала стрелять полиция. Кончилось все быстро и как-то… странно… В позднейших описаниях «пивной путч» выглядит как экспромт, как чистая импровизация Гитлера. Но что-то слишком уж многие в эти дни либо оказывались вовремя как раз в нужном месте либо, напротив, не оказывались там и тогда, когда просто обязаны были там быть… Как мне кажется, все объясняется тем, что примерно в одно и то же время планировалось два разных путча, питаемых хотя и родственными, но разными силами и с разными целями. Гитлер рассматривал выступление в Мюнхене как начало своего похода за общенациональной властью. А три «фона» рассчитывали в ходе своего путча провозгласить автономию Баварии. И «пивной путч» Гитлера провалился не потому, что был его авантюрой, а потому, что в ходе путча элита просто предала Гитлера, поняв, что в случае успеха последнего ей придется отойти на второй план