После провала военной экспедиции на Пекин провидчески стали звучать слова русского военного агента в Китае полковника К. Вогака, который, рассматривая принципиальную возможность посылки русского отряда в Пекин, еще в марте 1900 года в своей записке предупреждал:
«В Чжили, в треугольнике Шаньхайгуань—Дагу—Пекин, сосредоточено около 50 тысяч обученных войск, вооруженных современными магазинными ружьями и скорострельными орудиями, не считая гарнизонаПекина и местных войск.
Сколь бы плохи эти войска ни были, сколь бы слабы ни были их начальники, их подавляющая численность не может быть оставлена без внимания, в особенности потому, что нашему отряду придется следовать без карт, без проводников, по совершенно незнакомой местности, пересеченной реками, каналами и наводненными пространствами, везя за собой все необходимое на колесном обозе, очень мало пригодном, чтобы не сказать более, для здешних дорог. Хорошо, если отряду удастся дойти до Пекина и войти туда, — тогда риск операции будет покрыт благополучным окончанием оной; но если невозможность пробиться в Пекин станет очевидной, то отряду придется отступать к морскому берегу и сесть здесь на суда.
Допуская даже, что эта деликатная операция при искусном маневрировании нашего отряда совершена будет благополучно, нельзя не признать, что общий результат будет все-таки весьма неблагоприятный. Он нанесет чувствительный удар нашему положению здесь и потребует немедленного принятия мер для восстановления нашего престижа, что может быть достигнуто только войною»{220}.
В случае с военной экспедицией союзников под руководством адмирала Сеймура получилось все именно так, как предостерегал российский военный агент.
Пока экспедиционный отряд адмирала Сеймура продвигался в направлении Пекина, резко изменилась обстановка возле Тяньцзиня. Появилась информация о том, что «боксеры» перерезали путь от Дагу до Тяньцзиня, находившегося всего в 45 км от побережья. Для союзников удержание порта Дагу и дороги до Тяньцзиня, где сосредоточивались десанты и войска европейских держав и Японии, было принципиально важным. Дагу был фактически единственным наиболее удобным портом Китая, где союзные войска могли успешно высадиться и начать свое движение по кратчайшему пути к Пекину на выручку своих осажденных посольств.
Стратегическое значение укреплений Дагу и всего порта хорошо понимали китайцы. Туда начали стягиваться регулярные войска, форты готовились к обороне, в устье реки Пэйхо началась установка минных заграждений.
2 июня представители союзных держав на встрече на борту русского крейсера «Россия» пришли к мнению о необходимости упредить противника в развертывании и овладеть инициативой. С этой целью вечером 2 июня японский десант численностью 300 человек высадился и занял железнодорожную станцию Тангу (Тонгку) рядом с Дагу. На другой день к японцам прибыло подкрепление в составе 180 русских, 250 англичан, 120 немцев и некоторого количества представителей других держав. Общая численность сводного отряда составила около 900 человек. Его возглавил капитан германского флота Поль.
3 июня командный состав союзников вновь собрался на борту «России» и составил ультиматум в адрес китайских властей, в котором говорилось, что союзники «решили временно занять мирно или силою форты Дагу. Эти сооружения должны быть сданы союзникам не позже 2 часов ночи 4 июня. Это решение должно быть немедленно сообщено вице-королю Тяньцзиня и начальнику фортов»{221}.
В 21.00 3 июня ультиматум союзного командования был доставлен начальнику фортов адъютантом вице-адмирала Я.П. Гильтебрандта. Китайский генерал принял российского посланника «очень любезно» и пообещал немедленно передать ультиматум вице-королю и сообщить ответ последнего.
Мнения сторон по вопросу об ультиматуме Китаю с самого начала не были идентичными. Американский представитель его даже не подписал.
Позиция России по отношению к судьбе Китая была в целом наиболее сдержанной. Об этом свидетельствует, в частности, секретная телеграмма министра иностранных дел графа М.Н. Муравьева вице-адмиралу Е.И. Алексееву от 5 июня, в которой доводилось мнение российского императора:
«Задача России на Дальнем Востоке совершенно расходится с политикой всех прочих держав… Не следует терять из виду, что наш отряд вступил на китайскую территорию без всяких враждебных намерений по отношению к соседней дружественной империи, с которой, в интересах наших, желательно тотчас по прекращении смут восстановить самые лучшие отношения»{222}.
Таким образом, российская сторона с самого начала стремилась подчеркнуть отсутствие «враждебных намерений по отношению к соседней дружественной империи».
Однако логика развития военно-политической ситуации в Китае уже не позволяла русскому командованию на месте занять особую позицию, отличную от позиций союзников. Русские войска, как и отряды других держав, втягивались в военные действия. И все же даже в этих условиях Военное министерство России требовало от адмирала Е.И. Алексеева не допускать излишнего кровопролития в ходе боевых действий и насилия над местным населением. 6 июня А. Куропаткин направил в Порт-Артур высочайше одобренную телеграмму, где указывалось:
«Войска должны прибегать к действию оружием только в силу необходимости, не допуская излишнего пролития крови. За все забираемые продукты у мирных жителей надлежит уплачивать наличными деньгами. Все войска должны знать, что в течение двухсот лет мы жили с китайцами в мире и, если призваны ныне на китайскую территорию, то лишь для поддержания законного правительства против бунтовщиков»{223}.
Форты Дагу представляли собой три земляных оборонительных сооружения, занимавших стратегическое положение в устье реки Пэйхо. Южный форт находился к югу от реки вдоль побережья моря. Другой находился на северном берегу реки также фронтом к морю и представлял собой продолжение Южного форта. Третий форт находился в 800 метрах к северо-западу от Северного форта и соединялся с последним земляным валом.
Форты предназначались для отражения вторжения противника с моря и могли выдержать даже огонь крупнокалиберных корабельных орудий. С суши форты были защищены слабо.
Вооружение фортов включало 177 орудий разных калибров и систем, из которых 19 были современными скорострельными орудиями калибра от 120 до 240 мм. Гарнизон фортов достигал 2—3 тысяч человек. Кроме того, китайцы имели на вооружении современные по тем временам вспомогательные оборонительные средства: прожектора, броневые укрытия.
Союзное командование имело для борьбы за Дагу лишь сводный отряд и канонерские лодки, миноносцы и другие небольшие корабли с малой осадкой. Флот союзников, в котором насчитывалось 22 броненосца и крейсера, стоял на рейде и не мог подойти к берегу ближе, чем на 10—12 км.
К исходу 3 июня, по мере истечения срока ультиматума союзников, становилось очевидным, что военная операция неизбежна. На борту русской канонерки «Бобр» командующие национальными контингентами провели совещание и выработали общий план действий. Десантный отряд должен был наступать из Тангу на первый форт северного берега, одновременно канонерки своим огнем должны заставить умолкнуть орудия фортов.
Неожиданно в 0.50 все корабли и суда на реке Пэйхо внезапно осветились прожекторами с китайских фортов, и артиллерия китайцев начала ожесточенный прицельный огонь. Еще засветло противник засек координаты всех целей союзников и внезапно ночью применил прожектора для их подсветки. Это произвело большой психологический эффект, застало союзников врасплох, вынудив их корабли начать маневрирование, в результате которого некоторые суда сели на мель.
Всего в бою приняли участие 6 канонерских лодок: три русских («Бобр», «Гиляк», «Кореец»), одна французская («Лион»), одна германская («Илтис»), одна английская («Алжерин»). Морской бой с союзными кораблями был неравным: орудия форта по калибру и разрушительной силе значительно превосходили артиллерийское вооружение канонерок. Однако союзники своим огнем все же смогли нанести большие разрушения оборонительным сооружениям китайцев: несколько снарядов попали в китайские склады боеприпасов, вызвав взрывы и серьезные пожары.