Таким образом, русско-японская война 1904—1905 гг. не могла не отразиться на комплексе взаимоотношений между Россией и Китаем. Прежде всего она велась на территории Китая и пространственно ограничивалась территорией Маньчжурии. На протяжении всей русско-японской войны, равно как и задолго до ее возникновения, обе противоборствующие стороны активно использовали в своих целях местное китайское население, которое фактически стало заложником русско-японского столкновения.
Наиболее широко местное китайское население использовалось противоборствующими сторонами в области тайной разведки. Деятельность японской разведки в этой сфере как по масштабам и интенсивности, так и по эффективности и результативности была значительно успешнее работы русской тайной разведки.
Китайское население, в целом относившееся негативно как к японцам, так и к русским, скорее было склонно помогать во всем японцам. Одной из существенных причин такого положения де,, была строжайшая карательно-репрессивная система японцев: за малейшее преступление (а тем более шпионаж в пользу русских) китайцу и его родственникам полагалась смертная казнь.
Отношение русских войск к местному китайскому населению было значительно гуманнее, чем отношение японцев. Однако и русским командованием, а также состоявшими на его службе китайскими гражданами (переводчиками, обслуживающим персоналом и т.д.) допускались грабежи и насилия в отношении китайского населения.
Русской разведке было значительно труднее, чем японской, работать в Маньчжурии, и не в последнюю очередь по причинам расово-этнического характера. Абсолютная несхожесть цивилизаций (культур) накладывала свой отпечаток на взаимоотношения русских и китайцев, в то время как японо-китайские отношения были значительно гармоничнее в этом смысле. Даже японские репрессии в отношении китайского населения воспринимались в Китае в рамках традиционных восточных принципов взаимоотношений старшего и младшего брата. Несмотря на всю сложность и непримиримость японо-китайских отношений, при взаимодействии с иноземной — западной — страной (культурой) взаимные противоречия между Китаем и Японией отступали на второй план.
Несмотря на целый ряд трудностей объективного и субъективного характера, русская разведка имела определенные успехи в деятельности против японской армии в Маньчжурии. Таким безусловным успехом можно считать работу на русскую разведку хабаровского купца китайской национальности Тифонтая и сформированного им из китайцев специального партизанского отряда.
В целом события русско-японской войны не оказали какого-либо значимого влияния на состояние военно-политических взаимоотношений России и Китая в начале XX века. Обе страны находились в состоянии глубочайших внутриполитических кризисов, которые вскоре привели к серьезным социально-политическим сдвигам в жизни двух государств.
Русско-японская война подчеркнула, что Маньчжурия являлась основным регионом, где сталкивались военно-политические интересы России, Китая и Японии. Роль и особое место Маньчжурии в геостратегическом раскладе сил на Дальнем Востоке сохранили свою значимость надолго после русско-японской войны. Одним из проявлений этого и стала активная деятельность в Маньчжурии в 20—40-е годы разведок этих стран, опиравшихся в своей работе на национальные диаспоры в городах Северо-Восточного Китая.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Первые контакты между Россией и Китаем, имевшие место уже в начале XVII века, свидетельствовали, что стороны еще не были готовы к взаимовыгодному диалогу. Более того, Россия того времени уже приняла западную модель дипломатии, основанную на равенстве субъектов международных отношений, а Китай строго придерживался восточной модели дипломатии, основу которой составлял принцип иерархичности. Россия ко времени первых контактов с Китаем уже отошла от восточной модели международных отношений, господствовавшей на Руси в эпоху монголо-татарского ига. Однако в силу своей «культурной двойственности», «духовной антиномичности» и «гетерогенности» Россия, с точки зрения как западного, так и азиатского дипломатических этикетов, всегда действовала «неправильно», вследствие чего и среди европейских правительств, и в Поднебесной империи российское общество и внешнеполитическое поведение России рассматривалось как «варварское»{447}.
Известный российский дипломат и ученый А.Я. Максимов в конце XIX века с горечью писал: «Богдохан почитался нами столь же могущественным, как и султан в былое, старое время. Верхом разума в русской политике считалось искусство не раздражать этого баснословного властелина, считавшего русского царя своим вассалом. Видя нашу постоянную уступчивость, Китай убедился в своем мнимом могуществе и был уверен в нашей политической слабости. Высокомерие богдоханского правительства достигло необычайных пределов. Наши торговые интересы страдали, просьбы оставались без удовлетворения; все представления русского правительства не удостаивались даже ответом; посольства наши терпели всевозможные унижения, дерзости и возвращались ни с чем»{448}.
«Столкновение» двух противоположных моделей внешнеполитического поведения во многом предопределило трудности и противоречия на пути становления системы российско-китайских отношений, в том числе и в военно-политической сфере. В этом контексте выглядят не случайными вооруженные конфликты за Албазин и менее крупные столкновения в Приамурье во второй половине XVII века.
Конфронтационность военно-политических отношений между Россией и Китаем на этапе их становления была объективно неизбежным явлением. Процесс экспансивного расширения границ обеих империй неизбежно должен был привести их к столкновению — столкновению интересов, амбиций, культур, мировоззрений.
Почти 100 лет назад А.Н. Куропаткин в своей книге «Русско-китайский вопрос» в связи с этим писал: «В течение свыше 200 лет, с начала сношений России с Китаем, не прерывается мир между этими двумя государствами. Такому результату способствовало исключительное по отношению к Китаю миролюбие России, пустынность прилегающей к России пограничной полосы и военная слабость Китая…
Две волны, русская с запада и китайская с востока, захватив несколько миллионов людей, двигаются навстречу одна к другой, приходя в многообразное трение. Чем ближе к востоку, тем это трение заметнее по напряжению и опаснее по вероятному результату. Этот результат — неизбежное осложнение отношений между Россией и Китаем, разрыв этих отношений и война. Несоблюдение договоров со стороны Китая, начавшееся с 80-х годов прошлого столетия, принимает хронический и все более острый характер»{449}.
Вместе с тем, с самого начала российско-китайских контактов в их отношениях действовал целый ряд факторов, объективно сглаживавших конфронтацию. Прежде всего — географическая удаленность района столкновения интересов двух империй от политических центров России и Китая. Обе стороны стремились к созданию своеобразных «буферных зон» в приграничье, понимая, что наличных военных сил и средств ни у одной из сторон явно недостаточно. Огромная протяженность сухопутной границы и ее практическая неопределенность на многих участках обусловливали «прозрачность» границ. В этих условиях ни Россия, ни Китай не ставили и не могли ставить перед собой задачу надежной охраны границ империй.
Под воздействием вышеназванных факторов в отношениях между Россией и Китаем, в том числе и в военно-политической сфере, сложился определенный статус-кво, который сохранялся вплоть до начала XX века. История свидетельствует, что в межгосударственных отношениях России и Китая с XVII века и до рубежного 1917 года не было состояния войны — высшей формы конфронтационности. Имевшие место столкновения и конфликты не сопровождались формальным объявлением войны. Несмотря на это, однако, вряд ли можно назвать военно-политические отношения между Россией и Китаем в рассматриваемый период кооперационными. На протяжении первых почти 300 лет отношения между двумя империями были подчеркнуто нейтральными. Стороны старались воздерживаться от конфронтации, однако никаких серьезных сдвигов в сторону сближения, взаимодействия, а тем более сотрудничества сделано не было.