У ученых нет единого мнения о том, кто (оседлые или кочевники) больше был заинтересован в сосуществовании. Согласно одной точке зрения, это были кочевники, которые «нуждались в оседлых обществах как своего рода гарантийном фонде, необходимом для их жизнеобеспечения»[258]. Им нужен был доступ к товарам, производимым оседлыми, – продуктам питания (зерно) и изделиям промышленности (шелковые и другие ткани, оружие). Хотя оседлое общество могло прожить без кочевников, кочевники жили бы очень бедно, если бы были лишены контакта с оседлыми. П. Голден сделал вывод, что «исторически кочевое общество постоянно старалось открыть дверь оседлому обществу… но не наоборот»[259].
Однако С.А. Плетнева придерживалась другого мнения – она считала, что кочевники менее заинтересованы в сотрудничестве, чем оседлые, которые всегда ратовали за мирное сосуществование. Китай, Византия и Русь стремились к союзническим отношениям с кочевниками для максимального использования военной силы последних. Кочевники же хотели мира только в ситуациях, когда они явно уступали в силе своим соседям[260]. П. Голден в некоторой мере соглашался с мнением о стремлении оседлых к миру, которое было обусловлено тем, что война с кочевниками даже для сильных государств была «рискованной и дорогой кампанией в степи против неуловимого врага»[261].
В качестве итога отношений между оседлой и кочевой цивилизациями многие ученые констатируют поражение и отмирание кочевничества – в первую очередь, по причине стратегической слабости кочевой цивилизации перед «оседлым» государством. Кочевые общества по сравнению с оседлыми имеют более «простую» социально-экономическую организацию и не способны конкурировать с ними[262]. «Оседлые» государства развивались, а кочевники оставались прежними[263] и постепенно теряли свое былое преимущество. «Реконкиста» оседлых цивилизаций[264], осуществленная в Новое время, не в последнюю очередь была связана с тем, что после появления артиллерии кочевники утратили свое военное превосходство[265]. В XIX в. Великая степь – когда-то стержень евразийской истории – стала объектом китайско-русского и англо-русского соперничества за господство в Центральной Азии и на подходах к Индии[266], и кочевники тоже превратились из исторического субъекта в объект. В ХХ в. появилась авиация, и тогда кочевые общества окончательно утратили свои военные преимущества[267].
В целом историческая перспектива практически всегда оставалась за земледельцами, которые «сжигали» кочевников в своем «ассимиляционном котле». П.П. Толочко считал, что «этническое преимущество оседлых народов объясняется их органическим единством со своей землей»[268]. Кроме того, когда кочевники попадали под власть «оседлого» государства, к последнему переходило и право верховного суверенитета на «кочевые» земли, вследствие чего стала возникать частная собственность на землю[269], которая является атрибутом оседлой, а не кочевой цивилизации. Это было первой ласточкой неминуемой ликвидации или как минимум кардинального сокращения кочевничества в рамках «оседлого» государства.
Отношения между Россией и кочевниками
Одним из спорных вопросов до сих пор является воздействие кочевников на развитие Древней Руси. Во-первых, есть мнение о противостоянии кочевых народов степей и Руси и отсутствии «симбиоза» между ними (особенно между Русью и Золотой Ордой). П.П. Толочко сделал вывод, что «если суммировать приобретения и потери от тысячелетнего взаимодействия славян и Руси со своими степными соседями, окажется, что потери были неизмеримо бóльшими»[270].
Во-вторых, существует «центристская» точка зрения о полезности накопленного восточными славянами опыта взаимодействия с кочевниками, который «позволил им пережить монгольское нашествие и ордынское иго»[271]. Ю.В. Любимов отмечал, что Россия всегда желала «видеть кочевников своими постоянными союзниками или, по крайней мере, предсказуемыми и верными соседями»[272].