Ширрен не сумел создать в Прибалтике своей научной школы, но этот недостаток вскоре был устранен благодаря деятельности профессора Геттингенского университета Георга фон Вайтца и успехам его семинаров, где историкам прививались методы критического анализа исторических источников и разрабатывались новые методики эдиторской техники. В последние десятилетия XIX столетия в них оттачивали свое мастерство многие из ведущих прибалтийских историков, пять из которых (Г. Гильдебрандт, К. Хёльбаум, Т. Шиман, Ф. Шварц и Г. Кёрстннер) защищали свои докторские диссертации по истории Прибалтики. Так, во многом благодаря «школе Вайтца» прибалтийская историография, которая ранее в основном была полем деятельности любителей, получила профессионально подготовленных специалистов, которые сразу же приступили к очень ответственной работе, связанной с поиском и публикацией источников по истории «Старой Ливонии». Создание научных обществ, занимавшихся изучением истории и культуры остзейских провинций России, таких как Курляндское общество по изучению литературы и искусства (Kurländische Gesellschaft für Literatur und Kunst) и Генеалогическое общество балтийских провинций (Genealogische Gesellschaft der Ostseeprovinzen) в Митаве/Елгаве, Общество по изучению истории балтийских провинций России (Gesellschaft für Geschichte und Altertumskunde der Ostseeprovinzen Russlands) в Риге и Эстляндское литературное общество (Estländische literarische Gesellschaft) в Ревеле, появление историко-публицистических журналов «Балтийский ежемесячный журнал» («Baltische Monatsschrift»), «Сообщения из ливонской истории» («Mitteilungen aus der livländischen Geschichte»), «Ежегодник по генеалогии, нумизматики и сфрагистике» («Jahrbuch fur Geraldik, Numismatik und Sphragistik»), также благотворно сказались на общем состоянии немецко-прибалтийской историографии рубежа XIX и XX вв.[49]
Несмотря на все эти благоприятные факторы, та часть прибалтийской историографии, которая освещала историю русско-ливонских взаимоотношений, изменилась мало, поскольку напряженная политическая ситуация в пореформенной России продолжала питать «политическую историографию» и не позволяла превратить означенную тему в предмет беспристрастного научного исследования. Критический настрой в отношении российского правительства и воздействие германской пропаганды предопределили стремление акцентировать роль немецкого фактора н историческом развитии прибалтийских губерний. «Но именно в таком восприятии [истории], — писал в этой связи историк и библиограф Артур Пёльшау, — в нынешние суровые времена мы находим великое утешение, которое вносит хоть немного света в обозрение мрачного будущего. Ведь пока немецкое прилежание и научное исследование производят столько соцветий, как в последние годы, политический ураган может бушевать, он не в состоянии уничтожить спелые плоды, которые предвещают эти цветы, духовные плоды — укрепление нашего немецкого духа, нашего немецко-прибалтийского сознания и самобытности»[50].
Как это случалось и прежде, интерес к истокам русско-ливонского конфликта возрастал прямо пропорционально накалу общественно-политической жизни в Латвии и Эстонии. На рубеже ХІХ–ХХ вв., в преддверии первой русской революции, когда остзейская оппозиция вновь оказалась на пике своей активности, теория извечного противостояния двух различных политических систем — конфедерации ливонских духовных государств и России — была поднята как боевое знамя. И хотя фокус прибалтийской историографии оказался смещенным в сторону коллизий середины и второй половины XVI столетия, его началу также уделялось достаточно внимания. На общем фоне выделялись двухтомная работа Теодора Шимана «Россия, Польша и Ливония до XVII столетия», опубликованная им в Берлине в 1886–1887 гг.[51], и вышедший вслед за тем «Очерк истории Ливонии, Эстонии и Курляндии» Леонида Арбузова, который обрел заслуженную популярность и в качестве справочного издания по истории Восточной Прибалтики был даже переведен на русский язык[52].
Привлекательность такого рода историографического направления заключалась в непосредственном восприятии прошлого, которое переживалось авторами как настоящее — эмоционально, красочно, трепетно, хотя и не всегда согласуясь с историческими реалиями, что сообщало этим сочинениям некую рафинированность. Наряду с постоянно присутствующими политическими мотивами это делало труды историков доступными и интересными для читающей публики, что мало способствовало научному изучению проблемы. Показательно то, что подобная подача исторического материала была свойственна не только публицистам и журналистам, но также столь маститым историкам, как Шиман и Арбузов, не раз доказывавшим свою профессиональную компетенцию при публикации источников. В их научных трудах, как и в исторических обзорах их коллег О. Штавенхагена, Р. Хаусмана, Э. Зерафима, обращавшихся к теме внешнеполитических контактов Ливонии конца XV — начала XVI в., живописалась картина нависшей над Ливонией «русской угрозы», которой пыталось противодействовать руководство Ливонского ордена в лице магистра Плеттенберга[53].
49
51
53