Русские летописи — I Новгородская[114], I и II Софийские[115], I, II и III Псковские[116], Воскресенская[117], Никоновская[118] отразили русско-ливонские отношения наиболее полно, однако их информацию надлежит соотнести с данными ливонских и ганзейских документов.
В ливонских исторических сочинениях второй половины XVI — начала XVII в., принадлежавших перу Т. Хорнера, Т. Бреденбаха, И. Реннера, С. Хеннига, Б. Рюссова, Ф. Ниенштедга, идейная направленность откровенно доминирует над исторической достоверностью, что породило обилие ошибок и неточностей. Они были написаны десятилетия спустя в иной исторической обстановке.
Многие исторические сочинения ливонской хронистики конца XV — начала XVI в. исчезли или, как Ревельская хроника и хроника рижских архиепископов, дошли в виде фрагментов.
Среди сохранившихся хроник следует выделить «Историю», написанную рижанином Германом Хелевегом, называемую из-за красного переплета «Красной книгой»[119], первую по времени возникновения ливонскую городскую хронику, содержащую повествование о ливонской истории с середины XV в. и до 1489 г. Хелевега более интересовали перипетии конфликта Риги с Ливонским орденом, а не внешняя политика, но сведения о ней в его сочинении тоже присутствуют.
Своеобразным продолжением хроники Хелевега могут считаться ганзейские исторические сочинения. Ганзейцы постоянно испытывали пристальный, деловой интерес к событиям в Ливонии и находили возможность получить информацию из первых рук. Любекский гуманист Альберт Крантц (1450–1517) в 1492 г. побывал в Ливонии с миссией содействия заключению мира между Ливонским орденом и восставшей против него Ригой. Спустя несколько лет он составил историко-географическое описание стран Балтийского региона и России, опубликованное после его смерти под названием «Вандалия»[120]. Ему мы обязаны рядом интересных наблюдений о положении дел в Ливонии конца XV в., в частности рассказом о закрытии Немецкого подворья в Новгороде в 1494 г.
Граждане возглавлявшего Ганзу Любека теснее, чем прочие ганзейцы, были связаны с ливонскими городами и Новгородом, а потому любекская городская хроника Раймара Кока 1540-х гг. представляет сведения о происходивших там событиях[121]. В ней, как и в «Вандалии» Кранца, изложены обстоятельства ликвидации ганзейской конторы в Великом Новгороде, русско-ганзейских переговоров в Нарве в 1498 г.
Ливонский орден также фиксировал происходящее. В замке Венден, главной резиденции его магистров, составлялись Магистерские хроники, а примерно с 1500 г. еще и Малая магистерская хроника. Они малоинфомативны, но отражают внимание руководства ордена к ведению официального историописания[122]. В силу чрезвычайной краткости они не дают возможности воссоздать картину событий. К счастью, мы располагаем интереснейшим сочинением — «Прекрасной историей об удивительных деяниях государей Ливонии в борьбе с русскими и татарами»[123] или «Прекрасная история» (Schonne Hystorie). Ее содержание охватывает события 1491–1507 гг., включая Русско-ливонскую войну 1501–1503 гг. Впервые она была опубликована в Кельне в 1508 г. без указания имени автора. В начале XX в. Л. Арбузов выдвинул предположение, что им являлся Кристиан Бомховер, личный секретарь магистра Плеттенберга, который одно время представлял Ливонский орден в Папской курии, а потом занимался распространением в Нижней Германии «крестоносных», или «юбилейных», индульгенций[124].
Сугубо прагматические цели «Прекрасной истории» сделали из нее «содержащий красивое повествование нижненемецкий пропагандистский листок» (Р. Виттрам), который донес до немецких земель образ «мрачной и нечестивой России». Что же касается Ливонского ордена и магистра Плеттенберга, то они представлены в ней как подлинные защитники Ливонии и всего католического мира, которых сам Бог призвал организовать отпор «этим русским схизматикам». Однако, несмотря на вполне понятную тенденциозность, «Прекрасная история» обладает несомненной исторической ценностью. Содержащаяся в ней информация исходит, без сомнения, от человека, имевшего доступ к официальной документации, о чем свидетельствует совпадение некоторых ее фрагментов с орденской корреспонденцией. Возможно, ее автор лично участвовал в походах магистра Плеттенберга на русские земли в 1501 и 1502 гг.[125] Эти эпизоды описаны с подробностями и эмоциями, которые присущи непосредственному свидетелю.
114
Новгородская 1-я летопись старшего и младшего изводов (далее — Н1Л) // Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). М., 2000. Т. 3.
115
Софийская 1-я летопись (далее — СІЛ); Софийская вторая летопись (далее — С2Л) // ПСРЛ.М., 2001. Т. 6. Вып. 1–2.
116
Псковская 1-я летопись (далее — П1Л) // Псковские летописи. М., Л., 1941. Вып. 1; Псковская 2-я летопись (далее — П2Л). Псковская 3-я летопись (далее — ПЗЛ) // Псковские летописи. М., 1955. Вып. 2.
117
Продолжение летописи по Воскресенскому списку (далее — Воскресенская летопись) // ПСРЛ. М., 2001. Т. 8.
118
Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью (далее — Никоновская летопись) // ПСРЛ. М., 2000. Т. 12.
120
121
122
123
Eynne Schonne Hystorie van vunderlyken gescheffthen der herren tho Lyfflanth myth den tussen unde tartaren. Hg.v. K. Schirren // Archiv für die Geschichte Liv-, Est- und Kurlands. 1861, Bd. 8. H. 2. S. 113–265.
124