Эти города считались крупными, хотя к началу XVI в. там проживало соответственно 10–15, 7–9 и 5–6 тыс. человек. В городах Ливонского ордена Пернау (Пярну) и Нарве, которые играли заметную роль в балтийской торговле, населения было по 800–1000 человек. Следом шли так называемые малые города Венден (Цесис), Феллин (Вильянди), Вольмар (Валмиера), Виндау (Вентспилс), Голдинген (Кулдига), которые в XV в. также удостоились членства в Ганзейском союзе. Если сюда добавить примерно с полсотни небольших «хакельверков» — административных и торговых центров местного значения с обязательным для них укреплением и церковным приходом, то получится довольно густая сеть городов и городков, каждый из которых внес свою лепту в развитие ливонской торговли.
Расцвет торговли ливонских городов объясняется не только их удачным географическим положением на границах с Русью и Литвой, но и местом в экспорте зерна, доставляемого туда с многочисленных ливонских поместий и мыз. Сведения о вывозе из Ливонии зерна впервые появляются в источниках уже в конце XIII в., хотя крупных масштабов он достиг лишь к началу XV столетия[139]. Кроме пшеницы и ржи, города переправляли на Запад продукцию лесных промыслов — лес, меха, воск, мед, деготь, смолу. Предметами экспорта были также лен и пенька, животный и рыбий жир, соленая рыба. Их поставляли в города не только владельцы поместий, но и крестьяне, чья предпринимательская активность была выше, чем у деревенского люда в Польше и на Руси. Но зерно в списке вывозимых из Ливонии товаров оставалось на первом месте. Значительная его часть оседала в Любеке, откуда затем перевозилась во внутренние районы Германии, или в Гамбурге, где его грузили на корабли для отправки в Нидерланды[140].
Города обеспечивали поставки в Ливонию западноевропейских товаров — соли из Франции, Испании и Германии, фламандского и английского сукна, одежды, благородных и цветных металлов, сельди, вина, пива, пряностей и южных фруктов; часть их затем направлялась в соседние страны, часть шла на внутреннее потребление. Железо и медь ливонские города получали из Швеции, куда вывозили сукно, зерно, соль, лен и пеньку. Тот же ассортимент шел в Финляндию в обмен на продукты скотоводства, рыболовства и охоты. Значение ливонских городов для балтийской торговли трудно было переоценить. В 1492–1494 гг. доля Ливонии в общем ее обороте составляла около 38,3 % (на прусские города, гораздо более многочисленные — 92 ганзейских города против 12, — приходилось только 18 %)[141].
Города являлись центрами ремесленного производства, поставляя на европейский рынок полуфабрикаты изделий изо льна, а кроме того, предметы особой гордости — кафель и камень (надгробные плиты) из Ревеля. Первоклассными были изделия ювелиров, изготавливавших нагрудные цепи, пояса, кинжалы традиционных эстонских форм. Однако массовый подвоз ремесленной продукции из Западной Европы скорее мешал, чем содействовал развитию местного ремесла, которое в основном обеспечивало потребности внутреннего рынка. Это была обратная сторона тесной привязки городов Ливонии к ганзейской торговле. В XV в., когда обстановка в Балтийском регионе начала накаляться, сказалась зависимость страны от внешних поставок вооружения (в первую очередь — пушек и боеприпасов, производство которых в самой Ливонии было крайне незначительным), а также металлов, пороха, селитры. Слабость промышленного потенциала во времена внешнеполитических потрясений всегда оборачивалась большими расходами, покрыть которые страна зачастую была не в состоянии.
Рига, Ревель и Дерпт, будучи главными торговыми и дипломатическими агентами Немецкой Ганзы в пределах русских земель, сумели приобрести значительный ряд привилегий. Еще в XIII в. Рига приняла право Гамбурга, которое затем в виде ее собственного права было воспринято большинством городов Старой Ливонии; только Ревель и эстонские города, которые прежде находились в датском подданстве, жили «на любекском праве». Оба варианта правового обеспечения способствовали превращению городских общин в значительную политическую силу[142]. Находясь в номинальной зависимости от духовных государей — ордена и епископов, они обладали широкой автономией и были вполне самостоятельны в торгово-предпринимательской деятельности и городском самоуправлении. Для приумножения своего политического веса города разработали оригинальную форму сотрудничества, которая предполагала созыв «городских съездов» (штедтетагов) — собраний, на которых их представители решали проблемы торговли и вырабатывали общую линию поведения в отношении Ганзы или ливонских ландсгерров. К концу XV в. на них перестали приглашать делегатов от малых городов, после чего экономическая и политическая стратегия полностью оказалась в руках городских властей Риги, Ревеля и Дерпта[143].
141
143