Но в контексте интерпретации событий изучаемого времени принципиально отметить, что научная аргументация определенных теорий играла в тот период не главенствующую роль. Время и ситуация были иными. Большая, наращивающая на протяжении XIX в. свои территории Российская империя, пользуясь правом сильного, решала территориальные вопросы по-своему усмотрению, рассматривая народы окраин по принципу их лояльности к короне и государству. Взгляд на народы окраин, в том числе на молдаван, со стороны просвещенной русской элиты мало чем отличался от восприятия коренных народов Севера или Кавказа. Для нее (элиты) все они выступали в качестве экзотических дикарей.
Гуманитарная наука, как составная часть идеологии, зачастую следовала за политическими приоритетами. Отсюда, кстати, появление уже в советской историографии попытки отделить этническую историю молдаван от румын в трудах Н.А. Мохова, Я. Гросула, Л.А. Полевого. По мнению представителей этой школы, в ходе расселения славян в Карпато-Дунайских землях сформировались два народа: мунтяне – румыны и волохи. Хотя оба они подверглись романизации, последние отличались от румын преобладанием славянского влияния. Именно от волохов, по их мнению, и произошли молдаване57. Румынской историографии второй половины XX в., наоборот, свойственно принижать и замалчивать роль славянского фактора в этнической судьбе румын, аналогичный подход наблюдается в трудах современных румынофилов Республики Молдова58.
Обращает на себя внимание описание П. Свиньиным языка молдаван. Данной теме он уделил достаточное внимание. «Молдавский язык, – по словам П. Свиньина, – имеет свое происхождение от латинского»59, подчеркнув, что «он принял также много славянских слов, как по соседству Молдавии с Россиею, Польшею и Болгариею, так и по родственным связям, ибо не редко польские и сербские князья вступали в родство с молдавскими, более же потому, что по разделении церкви на восточную и западную, Молдавское и Валашское княжества оставили буквы латинские и приняли славянские (делает ссылку на «Описание Молдавии Д. Кантемира». – Прим. авт.), так что со времени молдавского митрополита Феоктиста и владетельного князя Александра, прозванного добрым, приняты славянские письмена.
До наших почти времен все церковные книги были славянские, которые и теперь, в ризницах монастырских и некоторых церквах, сохраняются – судебные акты и княжеские грамоты так же писаны были по словянски…»60.
При этом важно подчеркнуть умение автора ориентироваться в особенностях пополнения языкового багажа у волошского населения разных регионов: «…Можно сказать, что молдавский и валахский язык имеют основанием латинский и славянский языки. Трансильванские волохи в наречии своем имеют уже менее славянских слов, а приняли много венгерских; волохи же, обитающие в разных частях за Дунаем, смешали язык свой с простым греческим наречием, коим писаны и церковные их книги»61.
Автор высказал собственное видение слабого развития «отечественной словесности» у молдаван, объясняя это ситуацией, связанной с постоянными войнами, «далее обстоятельства религии, заставившей их оставить национальные буквы, и наконец, порабощение и угнетение турками»62. Изменения в лучшую сторону П.П. Свиньин ожидал от присоединения Бессарабии к России.
Говоря о политической значимости заметок П.П. Свиньина, следует напомнить, что в немалой степени именно благодаря им удалось обеспечить получение Бессарабией особого автономного статуса.
П.П. Свиньин уделил серьезное внимание описанию православного вероисповедания основной массы населения края, а также духовному управлению63. Понимая, что описание изначально готовилось как отчетный документ о состоянии края, который должны были читать чиновники, аргументом в пользу поддержки православия на данной территории выглядело замечание автора о том, что «во времена татарского владычества христиане Бессарабии были ужасно гонимы, и в деревнях не позволялось им отправлять богослужения, иначе как в землянках»64.
Значимой представляется актуализация П. Свиньиным важности взвешенного и благоразумного отношения к местному населению со стороны правительства, в частности при определении числа поселенцев в крае, «дабы оне были уверены, что все предпринимаемое и вводимое онным клонится к их благосостоянию и пользе, на что поныне, кажется, начальство бессарабское весьма мало обращало внимания; иначе же они оставят свои жилища и разделятся через свои бегства, подозревая, что перепись людей делается для отдачи их в рекруты или в рабство помещикам, чего они больше всего страшатся»65.