Один из британских министров заявил тогда же: "Мы добиваемся гарантий того, чтобы цены на нефть были низкими на протяжении 10 лет".
Словом, бессмертная операция "Лиса на рассвете", регулирующая цены на бананы. (Я даже спрашиваю себя, не с намеком ли на О'Генри вторая воздушная война против Ирака в 1998 году получила загадочное название "Лиса пустыни".)
* * *
То, что целью США было вовсе не урегулирование конфликта, уже в начале 1991 года было совершенно очевидно. Об этом говорили как практическое их неучастие во всех попытках найти мирное решение, так и, в особенности, армада, направленная в зону Залива - самая крупная со времен войны во Вьетнаме. А это могло означать одно: что грядущую операцию США и их союзники изначально моделировали как призванную решать глобальные проблемы, как это было и во Вьетнаме. С той лишь разницей, что если тогда речь шла о противостоянии "мировому коммунизму" и СССР как его персонификации, то теперь, ввиду явного ухода СССР (и России) с арены мировой истории как соперничающего центра силы, на передний план выдвигалась иная задача: овладения высвобождающимися сферами влияния (а там и - поэтапно - частями самого советского наследства* ). А также - придания новых функций международным организациям, прежде всего ООН и СБ, с целью превращения их во вспомогательные инструменты регулирования, в желаемом направлении, энергоресурсных потоков и обслуживания глобальных проектов США, возникающих в новых условиях.
Кстати, о том, что целью войны был вовсе не разгром "чудовища" Саддама Хусейна, достаточно откровенно пишет и представитель династии Саудидов, принц Халед ибн Султан ибн Абд Аль-Азиз, в 1990-1991 годы занимавший пост командующего Объединенными вооруженными силами и театром военных действий (разделяя эти функции с Норманом Шварцкопфом) и считающийся одним из архитекторов победы сил Коалиции: "Откровенно говоря, победа над Саддамом не была главной задачей, поставленной перед нами кризисом. Учитывая огромную мощь Коалиции, это было легко сделать. Эта война явилась одной из немногих в истории, когда мы были абсолютно уверены в исходе еще до ее начала. (Мне любопытно было узнать, что книга, посвященная войне в Заливе, написанная группой американских офицеров и изданная канцелярией начальника штаба армии США, называлась "Верная победа".)
На мой взгляд, главное, что требовалось доказать, - ведь на наш провал именно в этом и рассчитывал Саддам, - это возможность обеспечения слаженной работы всех членов Коалиции без трений и раздоров..." (Генерал Халед ибн Султан. Воин пустыни. М., 1996, с. 254. - Курсив мой - К.М.). Иными словами, главным фактом и следует считать, впервые со времен окончания Второй мировой войны, возвращение на авансцену самого феномена Коалиции, причем на сей раз не имеющей хоть приблизительно равного соперника и, через ООН и СБ, получившей некие псевдосакральные полномочия на вершение "правосудия" и осуществление селекции в масштабах планеты. Со времен Древнего Рима и классической Pax Romana человечество еще не сталкивалось ни с чем подобным, а прецеденты Наполеона и Гитлера предстают на этом фоне лишь весьма приблизительными набросками.
Эту специфику войны в Заливе, которая в нашей историографии до сих пор остается как-то в тени, генерал Халед настойчиво подчеркивает и в эпилоге своей книги: "...Война в Заливе, - пишет он, - представляла собой явление уникальное. Она совсем не походила на конфликты, сотрясавшие наш регион и прилегающие районы за последние десятилетия... Кризис в Заливе не был похож ни на классические, ведущиеся в традиционной форме, войны между государствами, ни на национально-освободительные войны, ни на борьбу на этнической или религиозной почве, ни на конфликты малой интенсивности, опустошившие многие части "третьего мира".
Война в Заливе представляла собой нечто совсем иное. На стороне Коалиции главным действующим лицом была сверхдержава (курсив мой - К.М.) и были задействованы новейшие технические средства (спутники, самолеты "Стелс", крылатые ракеты, запускаемые с подводных лодок, - то есть системы, оперировать которыми могла лишь сверхдержава). На другой стороне находился абсолютный диктатор, правитель относительно небольшой страны "третьего мира", обладавший благодаря предшествующей войне с Ираном неоправданно большой - хотя и не слишком современной - военной машиной, которую он использовал для совершения опрометчивого акта агрессии..." (Там же, с. 439).
Эту, вторую часть пассажа можно оставить без комментариев, ввиду ее очевидной банальности и стереотипности портрета Хусейна. А вот указание на сверхдержаву как главное действующее лицо всей коллизии исключительно важно. Да, именно война в Заливе - в той форме, которую она приняла и которая стала возможна только вследствие капитуляции СССР, - позволила США сделать первый и важнейший шаг к разворачиванию проекта пирамидальной глобализации, с единственной сверхдержавой на вершине этой пирамиды как генератором и координатором всего процесса.
Одновременно не прошла проверки практикой только что провозглашенная теория Хантингтона, согласно которой грядущие войны должны были пройти по линиям цивилизационных разломов, более или менее совпадающих с линиями конфессиональных размежеваний. Между тем Коалиция объединила как христианские (западные), так и мусульманские страны (ось Египет Саудовская Аравия - Сирия).
И в каких бы парадоксальных формах ни "отмывался" идеологически факт союза с христианами против мусульман в той же Саудовской Аравии* , сам по себе он прекрасно иллюстрировал вторичность конфессиональных различий по отношению к более важным, стратегическим и экономическим, задачам.
Война в Заливе, ставшая первой войной арабов против арабов, показала, что в мире возникает новая доминанта, по отношению к которой и определяются все остальные субдоминанты - или, если угодно, одна определяющая ось, по отношению к которой и будут выстраиваться все остальные силовые линии. И это - превращение США в единственную сверхдержаву.
Генерал Халед может сколько угодно золотить пилюлю, всячески подчеркивая в эпилоге, что США вовсе не собираются играть роль "международного полицейского"; все прекрасно понимали, о чем идет речь. И в самих США вопрос ставился гораздо откровеннее. Так, журнал "Тайм" в номере за 11 марта 1991 года, отметив решающую роль той поддержки, которую СССР "оказал антисаддамовской коалиции", писал далее: "Нужно срочно расшифровать идеи Джорджа Буша в отношении нового мирового порядка. До какой степени Америка готова принять на себя роль мирового полицейского? Более точно, при каких обстоятельствах США и некоторые их союзники могут опять предпринять действия, сравнимые с теми, что были осуществлены в Заливе? Конечно, это не может быть сделано в ответ на любое проявление агрессии где бы то ни было. Но как Вашингтон будет определять и выбирать?"
А 9 апреля, выступая в Вашингтоне с речью о своем видении роли Соединенных Штатов на международной арене в условиях, складывающихся после войны в Заливе, министр обороны США Р. Чейни прямо сказал: "На мой взгляд, совершенно очевидно, что США утверждаются как единственная реальная сверхдержава в мире". Все аналогии из эпохи присутствия в мире двух сверхдержав мгновенно перестали работать, и есть основания думать, что одним из первых это понял сам Хусейн. Первоначально он, как о том свидетельствуют его беседы с Ясиром Арафатом и президентом Йемена, был склонен осмыслять ситуацию в "формате Вьетнама", уповая на хорошо известную слабость американцев в сухопутных сражениях, при непосредственном боевом контакте с противником. Однако, помимо громадной разницы в ландшафтах двух стран (джунгли - во Вьетнаме, пустыня - в Ираке), в отказе Саддама от "Вьетнама", видимо, сыграло свою роль понимание принципиально нового качества войны и новых международных условий.