Следующим этапом стали выборы в местные (районные и поселковые) Советы 1990 года, куда практически не прошел никто из партаппарата, в особенности уровня секретарей. Именно рабочими комитетами и местными советами в ходе 1989-1990 годов были проведены местные референдумы и сходы граждан, главным из которых стал референдум 5 августа 1990 года тогда еще по вопросу о создании Приднестровской Автономной Советской Социалистической Республики на основе равноправного функционирования всех языков. Одновременно на голосование были вынесены вопросы о триколоре и замене славянской графики молдавского языка на латинскую (для носителей языка). Подавляющим большинством голосов (соответственно, 95 и 95,3%) оба нововведения были отвергнуты, и в качестве Государственного флага ПМР до сих пор сохраняется флаг бывшей МССР. Всего в голосовании приняло участие 95% граждан, внесенных в списки для тайного голосования. За образование республики проголосовало 95,7% участников референдума, против - 3,1%.
Однако решение Кишинева от 23 августа 1990 года о неправомочности создания МССР сняло вопрос об автономии, и отныне речь могла идти лишь о создании независимого от Молдовы государства, с которым последняя должна была теперь решать все вопросы на равноправной основе. Эмоционально немалую роль в развитии событий сыграло совершенно проигнорированное в Москве убийство румынскими националистами кишиневского школьника, 17-летнего Дмитрия Матюшина, - "за то, что говорил по-русски". Именно это, по показаниям свидетельниц, двух его ровесниц и спутниц, выкрикивали убийцы, так и "не найденные".
В довершение всего партийное руководство Молдовы (тогда это был Лучинский) отказалось предоставить работникам крупных предприятий, почти сплошь русофонам, законный перерыв для выхода на похороны Димы. Оснований считать это убийство и его безнаказанность проявлением официальной линии Кишинева было тем больше, что назначенный в мае 1990 года премьер-министром фанатичный унионист (сторонник воссоединения с Румынией) Мирча Друк открыто угрожал русофонам, обещая превратить республику в Ольстер, Нагорный Карабах, Ливан в случае, если они и дальше будут бунтовать против румынизации. Министром внутренних дел в его правительстве стал бывший полковник Советской армии, получивший в отставке звание генерала (на посту руководителя республиканского ДОСААФ) Ион Косташ. Население Приднестровья (левобережных районов, ранее входивших в МССР, а также города Бендеры и ряда населенных пунктов на правом берегу Днестра) было не одиноко в своих опасениях. Одновременно население южных районов правобережной Молдовы, с компактно проживающими здесь гагаузами и болгарами, также попыталось взять свою судьбу в собственные руки, создав Гагаузскую Республику. Ее участь оказалась иной, нежели у ПМР, по целому ряду причин: иное географическое положение, отсутствие столь мощной, как в Приднестровье, промышленности, а в еще большей мере - отсутствие столь же бесспорных юридических оснований для своего отделения от Молдовы. Разумеется, действовавшая Конституция СССР предусматривала возможность, в случае выхода Молдовы из СССР, для компактно проживающих групп населения реализовать свое право на самоопределение, но оно не могло быть обеспечено без поддержки из Москвы, а Москва заняла в отношении Гагаузии ту же позицию, что и в отношении Южной Осетии. Она плыла по течению до тех пор, пока не пролилась кровь, и только тогда решилась на осторожное вмешательство, ограничившееся, впрочем, лишь введением восторженно, как и в Осетии, встреченного воинского контингента. Однако ровным счетом ничего не было сделано для снятия причин, приведших к походу на Комрат, который можно считать "первой ласточкой", предвестием грядущих боев на Днестре.
В октябре 1990 года возглавляемые Друком и Косташем на Гагаузию двинулись заблаговременно сформированные отряды "волонтеров", в основном из учащихся ПТУ и студентов, и вооруженные до зубов полицейские (ОПОН). Шествие их по селам юга сопровождалось избиением мирных жителей, арестами, разрушением исторических памятников. В Кагуле волонтеры играли в футбол чугунной головой фельдмаршала Румянцева - того самого, которому в свое время было адресовано слезное письмо молдавского митрополита Леона: "Сколько имеем надежды на Россию, столько испытали теперь разорений от турок, и чего описать не можем; просим, посылайте сильное ваше войско в отечество наше Молдавию. Чувствуем тяжесть нестерпимую и остаемся без всякой надежды. Просим и теперь нас не оставить, как и прежде того не лишили. В слезах старцы, юноши и младенцы просим вас, и если удобно сие, испросите милость им, бедным, пошлите помощь им. С какого места угодно посылайте войска, нет опасности никакой, и мы все силы с радостью употребим довольствовать их всем нужным. И никакого затруднения иметь не можем, бывши обрадованы заступлением и горя истинным к Родине усердием..."
Времена переменились, и уже другие ждали как милости от Москвы присылки "сильного войска", что могло бы защитить их от ярости националистов, идеологи которых теперь утверждали, будто главной заслугой Молдавского княжества (перед Западом, разумеется!) было то, что оно являлось "главным препятствием на пути русских к Константинополю". Разумеется, Москва была уже не та, что во времена Румянцева, она не только перестала быть собирательницей народов, сердцем "России-матери", но положительно превращалась в гонительницу не желающих покидать родной очаг детей. И все же масштабное кровопролитие было предотвращено лишь вводом десантников Советской армии. Тогда нерастраченный пыл был обращен волонтерами против ПМР, которая, впрочем, все равно была предназначена стать предметом жесткого возмездия, о чем свидетельствовала официальная подготовка Кишиневом специального боевого подразделения "Тирас-Тигина"* .
В начале ноября 1990 года "косташевцы", как принято говорить здесь, двинулись к Днестру на Дубоссары. Жители города перекрыли мост с твердым намерением не допустить их в свой город, и тогда Косташ отдал команду стрелять на поражение. Отряд полиции особого назначения в полной экипировке, с автоматами, пистолетами, гранатами со слезоточивым газом, в бронежилетах и шлемах открыл стрельбу по безоружным людям. Погибли три человека - двое молдаван (Олег Гелетюк, неполных 18 лет от роду, и Валерий Мицул, 1953 года рождения) и один украинец (Владимир Готка, 1952 года рождения).
Московские власти никак не отреагировали на это, более того, сейчас есть все основания полагать, что негласная "карт бланш" на расправу с непокорными была получена молдавским руководством непосредственно от Горбачева при встрече с Лучинским, о которой последний весьма откровенно рассказывает в своих воспоминаниях. "В ЦК, - пишет Лучинский, - мы делали все возможное, чтобы раскола в республике не допустить. У нас идет пленум (октябрь 1990 года). У здания ЦК сотни манифестантов. Троих пригласили в зал, чтобы их выслушать. Выдвигают требование: "Ехать к Горбачеву, чтобы он (!) признал Молдову единой и неделимой..."
Горбачев принял нас вечером, выслушал и сказал, что понимает наши тревоги и поддерживает неделимость Молдавской республики. Обещал, что на заседании Совета Федерации, где будет присутствовать и председатель парламента М. Снегур, он скажет об этом. И сделает публичное заявление. Действительно, они по телевидению прозвучали" (Петр Лучинский, "Заложники", Кишинев, 1993 год, с. 55).
Совместное со Снегуром появление угрожающего "сепаратистам" Горбачева на телеэкране произвело шок в Приднестровье, а равнодушие как официальной Москвы, так и большей части российской общественности к факту расстрела трех безоружных человек стало мощным побудительным толчком к созданию собственных силовых структур. Вот характерное мнение той эпохи, высказанное после Дубоссарских событий: "В Москве, на помощь и защиту которой мы все надеялись, рассудили, вероятно, иначе: "Подумаешь, троих убили, шестнадцать ранили. Стоит ли из-за этого портить отношения со Снегуром, Друком. Ведь это сепаратисты все затеяли".
Отсюда вывод: надеяться мы должны только на себя, на свои силы".