Революция 1905—1907 гг. наглядно продемонстрировала, что каждый социальный слой российского общества имел свои собственные серьезные требования, которые он мог облечь в форму политического действия в условиях повсеместного ослабления власти. Но она также показала, что эти слои не способны к совместной деятельности ради выработки общих институтов и общей стратегии и ни один из них не имеет идеи, способной объединить все оппозиционные силы страны и преодолеть вековые классовые и этнические предубеждения, хотя и рабочие, и крестьяне имели весьма сходные цели и устремления. Разделяя эти силы и используя в полную мощь свой аппарат насилия, правительство одержало победу над разобщенным народом.
Однако восстановить свою власть в прежнем объеме оно уже было не в состоянии. Октябрьский манифест, с помощью которого власти раскололи оппозиционные силы, имел далеко идущие последствия: режим взял на себя обязательство хотя бы для вида поделиться властью с законодательным органом, избранным всеми социальными классами и почти всеми этническими группами империи.
Противоречивая конституционная монархия
Если 1861 г. поставил задачу создания гражданских институтов, то Октябрьский манифест вновь к ней вернулся. Однако новая волна реформ оказалась во власти всевозможных противоречий, унаследованных от незавершенных реформ первой волны.
Российское правительство, являясь номинально самодержавным по усеченной «схеме Сперанского», на самом деле представляло собой сложное сочетание соперничавших между собой групп: в центре были император и окружающий его двор, и оттуда шли артерии министерств и ведомств, губернаторов и дворянских собраний. Самым могущественным ведомством в этой сложной системе являлось Министерство внутренних дел, которое контролировало деятельность провинциальных губернаторов, полицейскую службу и жандармерию. Как правило, это министерство выполняло доминирующие функции в правительстве до тех пор, пока не появлялась какая-нибудь сильная личность в каком-нибудь другом министерстве. Иногда такой личностью становился министр финансов, как, например, в случае с Витте, или министр государственного имущества, министр двора, военный или морской министр. Все эти министерства обладали весьма значительным богатством, силовыми ресурсами или пользовались высочайшим покровительством.
До 1905 г. единственным человеком, который имел реальную возможность согласовывать интересы этих могущественных ведомств и координировать их деятельность, был сам император. В течение всего XIX в. императорам в какой-то мере удавалось выполнять столь сложную задачу, но это во многом зависело от их личных качеств. Однако Николай II был слабо подготовлен к выполнению данной роли. Он больше интересовался своими семейными делами, чем государственным управлением, о чем весьма красноречиво свидетельствуют его дневники. Его утомляли многочисленные придворные мероприятия, и он всеми силами старался сократить их количество. В большей степени императора вдохновляла возможность непосредственного общения с огромной массой лояльного и весьма преданного монархии русского народа; он хотел создать своего рода «народную монархию». По природе своей он был человеком мятущимся и постоянно колеблющимся, склонным соглашаться с мнением того из своих советников, с которым он говорил последним. Вместе с тем он иногда проявлял упрямство и настойчивость, особенно в тех случаях, когда уже принимал решение относительно политической линии или персонального назначения на тот или иной пост. Кроме того, у императора не было своего исполнительного органа или специального секретариата, который мог бы помочь ему справиться с лавиной каждое утро обрушивавшихся на него государственных дел. В таких условиях даже самый способный и энергичный монарх не смог бы справиться с таким огромным количеством церемониальных и политических задач. А Николай отнюдь не относился к подобного рода монархам{41}.
В результате выработка правительственной политики неизбежно становилась ареной ожесточенной борьбы между различными центрами силы за влияние на царя через влиятельных министров или придворных. Как говорил Александру III член Государственного Совета А.А. Половцев: «Прежде около трона была родовитая аристократия, которая могла высказать государю правду, если не в официальных служебных делах, то в ежедневных житейских сношениях и на увеселительных сборищах. Теперь аристократия уничтожилась, самая великосветская жизнь почти не существует более. Государь доступен только для подобострастных чиновников, видящих в нем средство для достижения личных себялюбивых целей»{42}.