Даже первый опыт экономических реформ показал Горбачеву, что главной внутренней проблемой Советского Союза является политическая. Он решил мобилизовать общественное мнение страны против государственно-партийного аппарата, который либо препятствовал проведению реформ, либо извращал их содержание. Летом 1988 г. Горбачев созвал специальную партийную конференцию для обсуждения вопросов реформирования избирательной и законодательной систем. Он сумел убедить участников партконференции признать необходимость движения в сторону истинного парламентаризма. Этого можно было достичь только путем проведения свободных и открытых выборов с альтернативными кандидатами для участия в новом Съезде народных депутатов. Этот съезд, насчитывавший 2250 делегатов, был призван стать высшим законодательным органом страны. Съезд, в свою очередь, должен был делегировать полномочия по решению повседневных вопросов Верховному Совету нового созыва, 450 депутатов которого избирались из состава делегатов съезда. Это еще не была настоящая демократическая система в обычном понимании. Например, 30 процентов депутатов съезда должны были избираться от «общественных организаций», ядром которых являлись местные парткомы. Все кандидатуры должны были утверждаться на собраниях общественности, где, конечно, наиболее сильным влиянием пользовались местные властные структуры. Тем не менее новая избирательная система была огромным шагом вперед по сравнению с лишенными всякого смысла выборами, проходившими в советские времена.
Она впервые позволила неформальным организациям мобилизовать свои силы. До 1986 г. всякие проявления живой неформальной культуры в СМИ и на улицах были запрещены. Но в 1986 г. такие неформальные правозащитные журналы, как «Экспресс-хроника» и «Гласность», стали открыто продаваться в Москве, например, на Гоголевском бульваре. Создавались различные инициативные группы, требовавшие запретить снос исторических зданий (например, здания гостиницы «Англетер» в Ленинграде, где покончил жизнь самоубийством поэт Сергей Есенин) или выступавшие за охрану окружающей среды. В Латвии 30 тысяч человек поставили свои подписи под воззванием о запрете строительства гидроэлектростанции на реке Даугаве. Две тысячи демонстрантов вышли на улицы Еревана, протестуя против сооружения в республике атомной электростанции, а в Уфе столько же людей организовали демонстрацию против планов создания очередного химического предприятия, выступив под лозунгом «Уфе — чистый воздух!». В Парке культуры и отдыха им. Горького в Москве члены неформального объединения под названием «За доверие между СССР и США» раздавали листовки, в которых описывались страшные последствия радиоактивного заражения и давались рекомендации по возможной защите от него{456}.
Эти первые инициативные группы сосредоточивали свое внимание на вопросах, так сказать, «домашнего обустройства», не носивших политического характера: вполне естественно, что дебаты вокруг сохранения исторических памятников, охраны окружающей среды и ядерной энергетики являются объектами законного интереса общественности. Опыт участия в них объединял людей и заставлял искать решение более серьезных задач, выводя их на арену политической борьбы. В академических институтах проводились семинары для выработки политических рекомендаций. В работе некоторых из них участвовали представители общественности. Постоянный семинар в Центральном экономико-математическом институте в Москве был в 1987 г. преобразован в политологическую организацию «Клуб Перестройка», которая готовила предложения по предстоящему проведению экономической реформы, а затем переключилась на вопросы реформы социальной. Одним из ее филиалов было общество «Мемориал», созданное для привлечения общественного внимания к жертвам сталинского террора и проведения всестороннего расследования беззаконий, совершенных в эпоху коммунистического режима. В течение лета и осени 1988 г. «Мемориал» собирал на улицах городов подписи под своими воззваниями, а в ноябре того же года провел в ряде городов России «неделю совести». В Москве была воздвигнута «стена памяти» с фотографиями репрессированных или пропавших без вести людей. Перед стеной стояла тачка лагерного рабочего, символизировавшая принудительный труд заключенных, в которую прохожие могли класть свои пожертвования{457}.