Чеченский конфликт продемонстрировал, что даже один-единственный достаточно амбициозный политик способен воспользоваться противоречивой логикой национально-административного деления, существовавшего в бывшем СССР, чтобы создать свой полукриминальный режим и, объявив себя законным вождем своего народа, бросить успешный вызов могуществу России. Фиаско, которое Россия потерпела в Чечне, со всей остротой поставило перед ней вопрос о том, как после распада СССР следует строить свои отношения с входящими в ее состав национальными республиками.
Россия и «ближнее зарубежье»
Вскоре после провала в августе 1991 г. попытки государ-, ственного переворота Ельцин объявил, что «Россия выбрала путь свободы и демократии и никогда снова не станет ни империей, ни «старшим» или «младшим» братом кого бы то ни было. Она будет равной среди равных»{491}. В действительности же она так и не смогла последовательно исполнять эту новую для себя роль и, вероятно, просто не может этого делать в силу ряда объективных причин. Не являясь более мировой сверхдержавой и центром могущественной империи, Россия продолжает оставаться мощной региональной державой. Соседние с ней государства дестабилизированы распадом Советского Союза. Даже самая мягкая политическая концепция национальных интересов России и ее политической стабильности предполагала бы распространение ее влияния на соседние государства. Поскольку Россия до сих пор так и не смогла выработать цельную стратегию своих национальных интересов, а также потому, что правительство недостаточно жестко контролирует ситуацию в стране, факты, когда некоторые российские органы иногда позволяют себе в своих действиях выходить далеко за рамки концепции «обычного влияния» на дела своих соседей, представляются просто неизбежными. Многие русские не могут примириться с мыслью о том, что Минск, Донецк, Павлодар и др. находятся теперь уже на территории других государств. В политический лексикон вошел двусмысленный термин «ближнее зарубежье». У России до сих пор нет ясного представления о различиях между внутренней и внешней политикой.
Предложение о создании Содружества Независимых Государств, выдвинутое на встрече в Минске в декабре 1991 г., вначале предполагало участие в нем только России, Белоруссии и Украины, отражая тем самым концепцию «восточнославянского союза». Руководители среднеазиатских республик быстро и энергично отреагировали на это предложение. Особенно резкой была реакция президента Казахстана Назарбаева, который понимал, что реализация этого предложения означала бы потерю половины всех северных территорий Казахстана, где компактно проживало русское население. Поэтому они потребовали включения в состав СНГ Казахстана и других среднеазиатских республик. Это лишало СНГ какого-либо логического политического смысла. Некоторые лидеры рассматривали СНГ как способ воссоздания Советского Союза, только без Прибалтийских республик. Другие же, наоборот, считали СНГ механизмом, который позволит бывшим республикам навсегда покончить со своим «союзным» прошлым. Но структурная аморфность и организационная расплывчатость Содружества делали его неспособным полностью оправдать хотя бы одну из этих возлагавшихся на него надежд.
Во всяком случае, очень скоро страны — члены СНГ поняли, что центростремительные интересы внутри Содружества уступают мощным центробежным силам. Эти силы были наиболее заметными внутри самой России, которая не желала по-прежнему снабжать своих соседей топливом и сырьевыми материалами по ценам гораздо ниже общемировых. Кроме того, она не хотела, чтобы российская валюта подрывалась беспорядочной эмиссией рублей центральными банками стран Содружества без соблюдения жестких требований монетарной политики. К 1993 г. рублевая зона, распространявшаяся ранее на все СНГ, была отменена, что вызвало резкое сокращение межреспубликанской торговли по советскому образцу. В ответ на это и даже предвидя это, независимые республики стали искать себе торговых партнеров среди других стран. Причем каждая делала это с учетом своих экономических возможностей и географического положения.
В некоторых республиках фактором, способствовавшим ослаблению связей с Россией, явились националистические настроения, направленные против русских. Это было особенно характерно для Прибалтийских республик (которые в результате воздержались от вступления в СНГ), для Западной Украины, Молдавии, Грузии и в некоторой степени Азербайджана. В Эстонии и Латвии (но не в Литве) были приняты законы, по которым гражданином их стран считались любой человек, проживавший там до 1940 г., а также его прямые наследники. Такое положение автоматически лишало гражданства многих русских, основная часть которых прибыла в Прибалтику после 1945 г. Это, в свою очередь, отнимало у них право голосовать и избираться на государственные посты, затрудняло их участие в процессе приватизации. Этнические русские не смогли организоваться для того, чтобы добиться принятия более выгодного для них закона, а Российская Федерация не оказала им реальной помощи в этом вопросе, несмотря на свои громогласные обвинения Эстонии и Латвии в проведении дискриминационной политики. Тем не менее некоторые русские, проживавшие там, были, несомненно, удовлетворены своей скромной долей в растущем благосостоянии Прибалтики.