Во всех трех перечисленных случаях Россия имела вполне законные интересы по обеспечению стабильности вблизи своих границ и в стратегически важных районах, примыкающих к ним. После Абхазии она уже могла с определенным основанием говорить о недостаточной эффективности выполнения этих функций международными организациями. С другой стороны, было ясно и то, что Россия использовала приграничные конфликты для проявления на деле своего политического и военного влияния на территории бывшей советской империи. Это непосредственно относилось к Кавказу, где Россия преследовала жизненно важные — с точки зрения обеспечения своей безопасности — интересы, особенно в свете начавшейся международной конкуренции за влияние в этом богатом нефтью регионе. Тем не менее многовековое стремление России к постоянному территориальному расширению явно ослабло. Президент Белоруссии Александр Лукашенко совершенно неприкрыто выражал желание воссоединиться с Россией, и подписанное в апреле 1997 г. соглашение было почти полноценным договором о союзе между Россией и Белоруссией. Но Россия не проявила заинтересованности идти в этом" вопросе до конца, не желая принимать на себя тяготы по восстановлению белорусской экономики, переживавшей тяжелейший кризис. Настало наконец время, когда имперские интересы утратили безусловный приоритет в российской политике.
Таким же был подход России и к отношениям с Украиной. В мае 1997 г. две страны подписали Договор о дружбе и сотрудничестве, в котором признавалась неприкосновенность украинских границ. Согласно договору бывший советский Черноморский флот со всеми его военно-морскими базами был поделен между двумя государствами. Россия воздерживалась от того, чтобы сыграть на интернациональных чувствах многих украинцев, выступавших за воссоединение с Россией. Она также не оказала поддержки сепаратистскому движению в Крыму, которое стремилось к созданию там российского доминиона.
Внешняя политика
Распад Советского Союза поставил Россию в парадоксальную ситуацию. «Холодная война» закончилась, а вместе с ней исчезла и главная для страны стратегическая угроза. Но многие видели, что эта «война» завершилась поражением России. Население страны по сравнению с Советским Союзом сократилось почти вдвое, территория значительно уменьшилась, и теперь Россия не имела общей границы ни с одним центральноевропейским государством (исключение составил только Калининград, расположенный на побережье Балтийского моря). Россия потеряла прямое сообщение с некоторыми принадлежавшими ей районами, например, на Кавказе и в Прибалтике, где она веками вела борьбу за свое господство. Занимавшая когда-то главное место в составе мировой сверхдержавы, претендовавшей на паритет с Соединенными Штатами, Россия скатилась на положение всего лишь северной евроазиатской региональной державы, сравнимой по влиянию, скажем, с Бразилией или Индонезией. Различие между ними состояло только в том сомнительном наследии, которое Россия получила от Советского Союза-, — обладании ядерным оружием.
Подходы разных политических групп к внешней политике были диаметрально противоположными. Сторонники «атлантической» стратегии, последователи политики Горбачева — Шеварднадзе, надеялись обеспечить безопасность России, продолжая процесс разоружения и сотрудничества с Западом и с международными организациями в решении конфликтов, что открывало бы дорогу западным инвестициям, столь необходимым для развития российской экономики. «Евразийцы», напротив, считали, что Запад хочет просто использовать Россию в качестве новой колонии и поставщика дешевого сырья и стремится распространить свое господство на территорию стран, входивших ранее в состав Варшавского Договора, и даже на бывшие республики Советского Союза. Они рекомендовали развивать отношения с азиатскими государствами, включая те, к которым Соединенные Штаты относились с подозрением, такими, например, как Иран и Ирак. Они также ратовали за использование всех имевшихся в распоряжении России сил и средств, включая военные, чтобы укрепить свое влияние в «ближнем зарубежье».
Поначалу внешнеполитический истеблишмент склонялся к «евроазиатской» концепции. Правда, Андрей Козырев, занимавший пост министра иностранных дел России с 1991 по 1996 г., все это время оставался страстным сторонником прозападной стратегии, и Ельцин еще в конце лета 1992 г. говорил о «демократической зоне взаимного доверия, сотрудничества и безопасности... простирающейся через все северное полушарие»{494}. Соглашения о выводе российских войск из Центральной Европы и Прибалтики были полностью выполнены.