83 Rhodes C.J. The Last Will and Testament. 1959, p. 58-59.
5*
67
шую уверенность пуританина в своей <избранности> в сравнении с богобоязненным ветхозаветным иудеем84. С этим нельзя не согласиться: не Иов многострадальный с его величественно смиренным <отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле> (Иов. 42.5) вдохновляет янки.
Коллега и одновременно оппонент Макса Вебера – Вернер Зомбарт также немало использовал англосаксонский дух, особенно американское сознание, для иллюстрации своей теории формирования современного капитализма. В считающейся скандальной работе <Торгаши и герои> (1915г.) Зомбарт вообще отвел англосаксам роль бесчестных меркантилистов по сравнению с германцами – <героическим> племенем по натуре, что окрашено и ницшеанским, и националистическим пафосом военного времени. Такие настроения, усугубленные отчаянием веймарской интеллигенции, создали тот философский фон для уже совсем языческого расово-биологического антропологизма.
Утверждая, что <предпринимательский дух и мещанский дух, только объединившись, образуют капиталистический дух>85, В. Зомбарт посвятил немало страниц разбору двух составляющих современного homo economicus – героического авантюрного начала <народов-завоевателей> и <морализаторской аскетической склонности> мещанского начала, которое, несмотря на все притеснения, которые оно испытывало на первых порах капиталистической эволюции, все же брало реванш над <героическим духом капиталистической авантюры>, обнаруживая свою глубинную связь с тем, что составляет существо капитализма: деловитость, методичность и расчетливость, возвышаемые до уровня <святой хозяйственности>. Никто и ничто так не иллюстрирует эту последнюю мещанскую добродетель, как <Автобиография> Бенджамина Франклина, обильные цитаты из которой Зомбарт приводит среди своих саркастических комментариев, чтобы читатель получил полное впечатление об <этом великом человеке во всей его монументальности>. Американцы у Зомбарта представляют капиталистический дух <в его высшей пока что законченности>: <первенство приобретательских интересов… безусловная, безграничная, беспощадная нажива – величайший экономический рационализм>. Поскольку американцы проявляли в то время свой <авантюрный и завоевательный дух> в основном в Западном полушарии, а судьба индейцев была Зомбарту, как представителю <героического народа>, безразлична, то он и не заметил в янки и этого духа, прекрасно сочетавшегося с франклиновской, типично пуританской <добродетельностью>.
84 См. Вебер М. Социология религии. Избранное. Образ общества. М., 1994, с. 265-275.
85 Зомбарт В. Буржуа. М., 1994, с. 19.
68
Зомбарт, яркий представитель антилиберальной, но не христианской консервативной немецкой мысли и идеологии начала XX века, испытавший влияние Ницше, глорифицирует очевидно нехристианский героизм. По его толкованию, разным народам изначально свойственна либо эвдемонистическая <бьющая через край витальность, эротизм>, проявляющиеся в упоении войнами, завоеваниями и наслаждением жизни, либо противоположная склонность к аскетизму и чувству долга народов <мещанских>. Однако <долг>, который мы находим у воплощенного пуританина Б. Франклина, вызвавший оправданный сарказм Зомбарта, сводится к таким добродетелям, как <не объедаться>, <копить> или <помолиться Всевышнему о ниспослании еще большего успеха и богатства>, – вовсе не христианская аскеза, как и франклиновское суждение: <Человек, которому Бог дал богатство и душу, чтобы его правильно употреблять, получил в этом особенное и превосходное знамение милости>86.
Преодоление искушения как властью, так и хлебом – вот антипод и франклиновской добродетельности, и зомбартовскому <наслаждению завоеванием>. От <похоти властвования> предупреждал Бл. Августин, вероятно чувствовавший, как сильно языческое <героическое> начало в его соотечественниках. Папа Григорий Великий в конце VI века, приводя пример Св. Бенедикта с его монашеским отречением от мира и ветхозаветного Иова, лишившегося всего, но непреклонного в вере, обращался с проповедью покаяния и отречения: <Пусть каждый окинет взором течение своей жизни, и он поймет, как мало ему было нужно>87.
Полемизируя с М. Вебером, В. Зомбарт не связывает эволюцию духа с религиозно-философскими основами сознания. Признавая, что и <среди пуритан были большие капиталистические предприниматели> (этим термином Зомбарт характеризует не фабриканта, а <героический авантюризм>), он сильно <сомневается, обязаны ли они своим величием этике пуританизма или же совершенно иным свойствам крови и стечению обстоятельств>88. Однако его же пример дневника Б. Франклина, который действительно может служить шаржем на <мещанство>, демонстрирует именно конфессиональную подоплеку, которую так ясно описал Вебер. Она же, помимо методичности и рациональности, также включает и невиданную уверенность в своем особом предназначении, которая рано или поздно должна была проявиться во вполне зомбартовском <героизме>.
86 Брэдфорд У. Франклин Бенджамин, де Кревекер Сент Джон. М., 1987,
с. 425-429.
"Цит по: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992,
с. 39.
8 Зомбарт В. Буржуа. М., 1994, с. 200, 232.
69
Потомки <аскета> и мещанина> Франклина проявляют во второй половине XX века скорее психологию <народа-завоевателя>, наслаждающегося властью. Очевидная трансформация американского <буржуа> демонстрирует в большей степени научную точность веберовского акцента на религиозно-философской парадигме как основе современного экономического демонизма, самым впечатляющим образом дополненного и <теологизированного> (Карл Шмитт) пафосом героического овладения всем миром и доктриной <божественного предопределения> – Manifest Destiny. В ней сквозит языческая мораль <что дозволено Юпитеру – не дозволено быку>, которую оправдывает Зомбарт для народов-завоевателей. Сегодняшний гедонизм <американского образа жизни> логически покончил и с бытовым аскетизмом, ханжеским началом пуританина, который был не чем иным, как приземленным рудиментом апостольского христианства с его общим для всех христианских народов – будь то православные, или католики – идеалом аскезы, искания Царства Божия, но не построения земного рая. В философском смысле аскетизм определяется, прежде всего, самой жизненной установкой, затем уже соответствием ей жизни. Аристократ, готовый пожертвовать дворцом в любой момент ради одного вызова чести и превратиться в воина на службе сюзерена, – больший аскет, чем <буржуа> Франклин, отказывающий себе во всем ради накопления, исповедующий, что <богатство должно путем прилежания и умелости постоянно расти… повсюду распространять счастье>.
Даже прикосновение к религиозно-философскому фундаменту общественного сознания поражает, до какой степени англосаксонское, особенно американское, государственное мышление пронизано ветхозаветным мессианизмом, причем с самого основания американского государства. Любопытны и отношения между идеологами Нового Света, например Бэнджамином Франклином, и европейскими разрушителями Старого Света. Франклин, проведший с дипломатической миссией девять лет во Франции, имел там огромный успех у идеологов революции и борцов с христианской церковью – масонов Мореллэ, Кабаниса, Мирабо, кружка Гельвеция. Франклину – не окончившему даже <школы письма и арифметики> самоучке, типографскому рабочему и доморощенному философу – рукоплескали образованнейшие представители высокой европейской культуры. Ему, мелочному до карикатуры, ежедневно записывавшему в столбики любые расходы, а также педантично отмечавшему в <реестре добродетелей> не только свои <плохие>, но и <хорошие> поступки (что вызывает в памяти притчу о мытаре и фарисее), пел гимны аристократ и распутник Мирабо, глава французских иллюминатов. Что как не узы тайного братства, идейное родство и всемирные проекты связывали столь разных <друзей человечества>. Североамериканские Штаты расценивались ими как первое воплощение этих идей.