Традиционные связи существовали между Россией и Черногорией. В первой половине XIX в. правители этой области Петр I Петрович и Петр II Петрович Негоши твердо придерживались прорусской ориентации своей внешней политики. Этому способствовал пример соседней Сербии, а также высокая степень однородности православного населения края. Обладая фактической независимостью от Порты, Черногория лишь номинально входила в состав Османской империи и не имела четко определенных границ с ней. Российское правительство неоднократно заявляло об оказании покровительства черногорскому народу, «которое хотя и не основано на трактатах, но тем не менее действительно и благодетельно»[43]. Таким образом, петербургский кабинет признавал, что отсутствие упоминания о Черногории в русско-турецких договорах существенно ограничивает возможности российской дипломатии выступать в пользу этой провинции. В таких представлениях не было достаточной решительности, они не могли в полной мере учитывать интересы черногорцев. К тому же российские власти считали опрометчивым поддерживать Черногорию в условиях, когда в политической жизни этой области оставалось много неясных вопросов. Это относилось прежде всего к постоянным приграничным стычкам с турками, австрийцами, албанцами и соседними племенами, в которых не всегда можно было с уверенностью поддержать сторону Черногории. Но главным препятствием, которое удерживало российское правительство от широкой помощи черногорскому народу, сравнимой с той, что оказывалась их единоплеменникам-сербам, была неопределенность статуса Черногории в составе Османской империи, нежелание Порты признавать независимость Черногории, хотя фактическая самостоятельность этой горной области являлась более очевидной, чем положение соседней Сербии.
Несмотря на лишь умеренную поддержку, получаемую Черногорией из России, прорусская ориентация оставалась здесь доминирующей. В свою очередь, для России Черногория являлась одним из главных объектов, на которые распространялось покровительство великой православной державы. Как справедливо отмечено в работе Ю. П. Аншакова, православие было важной, но далеко не единственной причиной поддержки, оказываемой со стороны российского правительства[44]. Главенствующую роль играли геополитические соображения. Черногория располагалась в неприступных горных районах невдалеке от адриатического побережья, завоевание выхода к которому оставалось давнишней целью ее руковод ства, в своей внешней и внутренней политике ориентировалась на высокую покровительницу, являясь постоянной «занозой» для властей Османской империи на ее западных границах. Естественно, что Черногория не могла быть обойдена вниманием российских политиков, уступая по своей значимости и развитости связей лишь Сербии.
Совершенно другой характер носили русско-болгарские связи. В первой половине XIX в. Болгария входила в состав Румелийского эйалета Османской империи. Во внешнеполитических связях России Болгария не занимала столь важного места, как Сербия и Черногория. Права Турции на эту область Балканского полуострова не подвергались сомнению в российских правящих кругах. Здесь не было ничего похожего на органы местного самоуправления. Турецкие паши держали в своих руках всю власть, в результате чего местное славянское население было задавлено налогами, которые не были регламентированы и устанавливались турецкой властью произвольно. Болгарское население подвергалось самому бесчеловечному обращению как со стороны турецких пашей и их приближенных, так и отрядов арнаутов. Пользуясь безраздельной властью на этой территории, османское правительство все же настороженно следило за любыми контактами российских представителей с болгарами.
Болгария поддерживала достаточно тесные отношения с Сербией. В первой половине XIX в. языки этих двух народов были очень схожими. Достаточно сказать, что из 446 болгарских книг, изданных с 1806 по 1868 г., 132 были отпечатаны в Сербии[45]. Здесь же обучалось около 70 болгарских юношей. Сербия являлась примером государственного устройства для Болгарии и других народов Балкан. После того как в Сербии было учреждено российское консульство, болгары широко пользовались его посредничеством для передачи своих прошений и жалоб российским властям и императору. Получая раз за разом отказ российского МИД в поддержке очередного национального выступления против турок, болгары бежали в соседнюю Сербию, скрываясь от преследования османских властей.
Следующим регионом, обладавшим значительным православным населением, являлась Босния и Герцеговина. В отличие от Болгарии боснийские паши пользовались достаточной самостоятельностью и стремились к полной независимости от османского правительства. Борьба местных пашей за автономию не носила освободительного характера. Это было противоборство центральной и местной властей внутри одного правящего класса, вызванное ослаблением позиций Турции на окраине империи. Хотя Порта назначала и смещала правителей края, в своей внутренней политике они оставались самовластными хозяевами всего региона. Православные христиане представляли собой наиболее угнетаемую часть населения провинции, несмотря на то что составляли половину всех ее жителей. Они подвергались притеснениям как со стороны центральной власти, так и со стороны местных спахиев-землевладельцев. К тому же особенностью Боснии являлось то, что католическое и мусульманское население составляли также этнические сербы, окатоличенные или «потурченные» в предыдущее время. В городах проживали в основном мусульмане, тогда как христиане составляли сельское население области.
44