Строганов был сторонником решительных действий по отношению к Османской империи и имел твердое убеждение в бесполезности воздействия на Порту дипломатическим путем. Он разделял распространенную в то время идею о мессианской роли России среди православного населения Турции. Политическое кредо посланника находило поддержку у второго статс-секретаря по внешним делам И. Каподистрии. Как и Строганов, Каподистрия считал, что Россия должна содействовать освобождению балканских народов от гнета османов. Некоторое время Александр I находился под большим влиянием идей своего второго статс-секретаря. Об этом свидетельствует то, что проведение политического курса в отношении Османской империи было поручено Каподистрии и Строганову, которые придерживались достаточно радикальных взглядов на роль России в Балканском регионе[64]. В личной переписке единомышленники позволяли себе критику, на их взгляд, недальновидной политики правительства, строившего свои расчеты на возможности урегулирования спорных русско-турецких вопросов путем мирных переговоров.
В инструкции Министерства иностранных дел, полученной Строгановым, подчеркивалось неоспоримое право России на покровительство православным подданным Порты и намечались задачи, которые должна была решить его миссия. Речь шла о выработке основ русско-турецких отношений, а также проведении переговоров по ряду спорных вопросов. Одним из основных пунктов противоречий оставалась проблема выполнения VIII статьи Бухарестского договора.
В многочисленных нотах и памятных записках, адресованных Порте, Строганов обращал внимание османского правительства на притеснения, чинимые сербским подданным вопреки заключенному договору, и выдвигал следующие требования: сократить в два раза подати, выплачиваемые сербами Порте, уменьшить численность турецких гарнизонов в сербских крепостях, предоставить сербскому народу право избирать себе начальников, разрешить русскому представителю находиться в Белграде, а сербскому – в Константинополе. Гарантом урегулирования сербско-турецких отношений должен был выступить российский император[65].
Османское правительство пыталось затянуть сроки исполнения своих обязательств в отношении Сербии, выдвигая встречные претензии к России относительно русско-турецких границ на Кавказе. По VI статье Бухарестского договора Россия должна была возвратить Турции все территории, занятые русскими войсками в ходе военных действий. При этом не имелись в виду те области, которые добровольно вошли в состав России. К ним относились Имеретия, Мингрелия, Абхазия и Гурия. Султанское правительство, называя две последние области оккупированными, требовали их возвращения. Став камнем преткновения, кавказский вопрос не давал возможности продолжить переговоры с Османской империей по интересующим Россию проблемам[66].
Прибыв в Константинополь и начав переговоры с османским правительством, Строганов занял жесткую позицию, обосновывая ее правомерностью выдвигаемых им требований. Наступательная манера ведения переговоров не только испугала турок, но и вызвала недовольство российского МИД. Александр I явно стремился избежать негативной реакции европейских кабинетов на резкий тон российского посланника. В Петербурге были озабочены тем впечатлением, которое могли произвести демарши Строганова перед Диваном. Насколько далеко заходил Строганов в переговорах с турками, можно судить по предписанию Петербурга «впредь тщательно избегать в ходе переговоров всяких угроз войной»[67].
Русско-турецкие переговоры не остались незамеченными в Европе. Российский посол в Лондоне Х. А. Ливен сообщал К. В. Нессельроде о том, что английский статс-секретарь по иностранным делам лорд Р. С. Каслри выражал беспокойство по поводу объяснений Строганова с Портой, вызывавших у «недоброжелателей» подозрение в завоевательных планах России[68]. И. Каподистрия еще до отбытия Строганова в Константинополь предвидел подобный ход событий. «Дискуссии будут такими, – предупреждал он, – что Турция и остальные европейские державы решат, что Россия скрывает свои настоящие планы и не хочет ликвидации притеснения (сербов. – Е. К.), а, напротив, требует только поводов, по которым бы могла начать новую войну»[69].
64
65
ВПР. Сер. II. Т. 1 (IX). С. 430. Памятная записка посланника в Константинополе Г. А. Строганова реис-эффенди Оттоманской Порты. 23 января 1817 г.
67
ВПР. Сер. II. Т. 1 (IX). С. 473. Управляющий Министерством иностранных дел К. В. Нессельроде посланнику в Константинополе Г. А. Строганову. 2 марта 1817 г.
68
ВПР. Сер. II. Т. 1 (IX). С. 541. Посол в Лондоне Х. А. Ливен управляющему Министерством иностранных дел К. В. Нессельроде. 5 мая 1817 г.