Строганов отлично понимал, что несговорчивость Порты зависит от поддержки ее Англией и Австрией. Османское правительство не могло затягивать переговоры с Россией, не заручившись поддержкой западных держав, хотя и они, в свою очередь, не пользовались полным доверием турок. Султан не доверял ни английскому послу в Константинополе Р. Листону, ни австрийскому интернунцию И. Штюрмеру, и если и прибегал к их помощи, то лишь потому, что был уверен в их враждебном отношении к России. Запросив посредничества К. Меттерниха в русско-турецкой дискуссии по Сербии, османское правительство не сомневалось в том, что это позволит решить сербскую проблему в пользу турок[70]. Австрийцы были готовы подтвердить процветающее положение Сербии и безосновательность русских претензий[71].
В течение 1816–1817 гг. Строганов провел многочисленные встречи с членами Дивана – в дипломатических документах они назывались «конференциями». Турки старались всячески затемнить ситуацию в Сербии, ссылаясь на то, что уже решили все спорные вопросы в устных договоренностях с сербами. Кроме того, сам способ ведения конференций был утомителен для русского посланника: переговоры постоянно прерывались церемонией подачи кофе и курения чубука, после чего зачастую нельзя было вернуться к обсуждаемому предмету.
Кроме того, неожиданные сложности возникали и по вине сербского руководства. В июне 1817 г. Милош Обренович неожиданно направил турецкому правительству письмо, в котором благодарил за оказанные благодеяния и утверждал, что «сербы спокойны и счастливы, как и предки их не бывали»[72]. Конечно, письмо было послано Милошем по приказу Порты, но само его появление свидетельствовало о том, что сербы пытались договориться с османским руководством самостоятельно, в обход российского посланника. Все это лишь осложняло задачу Строганова, который должен был помимо прямых своих обязанностей еще и исправлять ошибки неуклюжей дипломатии Милоша. Сам факт существования такого письма ослаблял позиции российского посланника на переговорах и давал Порте веский повод к тому, чтобы прекратить всякие прения по сербскому вопросу. Османское правительство получило возможность отделаться от притязаний как беспокойных подданных, так и российских властей закреплением за сербами тех немногих прав, которые были обозначены в устных договоренностях.
Одним из способов принуждения Порты к исполнению ее обязательств были, по словам турецких министров, «бомбардировки нотами», исходящими из российского посольства. В этих документах Строганов отметал все уловки османского правительства и решительно выдвигал свои контраргументы. Дискуссия увязла в постоянных риторических заклинаниях Порты по поводу спокойного и счастливого положения сербов. Перед Строгановым встал вопрос: а стоит ли продолжать переговоры, ведение которых в данной ситуации лишь наносит ущерб авторитету российского правительства? Ответ пришел из Петербурга: способ переговоров был назван «наименее удачным», посланник должен был перейти к «дружественной и пассивной позиции по отношению к Порте»[73]. Согласно новым инструкциям, переговоры следовало вести не по отдельным спорным вопросам, а в их совокупности и внушить европейским кабинетам мнение, что инициатива переговоров исходит от османского правительства. Строганову предписывалось занять выжидательную позицию. Как можно было предвидеть, Порта не захотела продолжить дискуссию о Сербии, и этот вопрос не поднимался более двух лет.
Важным шагом, позволившим с большей компетентностью отстаивать интересы сербского народа, стало установление регулярной переписки Строганова с Милошем Обреновичем. Прибыв в Константинополь, посланник не имел на руках документов, регламентировавших взаимоотношения султанской власти с сербскими подданными. Получить их он рассчитывал от Милоша. Однако сделать это оказалось непросто. Строганов постоянно просил предоставить ему нужные документы – этому посвящались письма от 24 сентября, 6 октября, 14 ноября 1817 г., 15 и 30 июня 1818 г. Только 7 июля 1818 г. посланнику были отправлены документы об условиях Ичкого мира 1806 г. – устной договоренности, не претворенной в жизнь[74]. Подобное небрежение Милоша к официальной стороне дела заставило Строганова заподозрить сербского вождя в том, что тот не так уж заинтересован в получении султанского фермана о национальной независимости своей страны. Как выяснилось в дальнейшем, Милош действительно прежде всего добивался от Порты признания его верховным вождем Сербии, и документы, не содержавшие этого условия, не представляли для него большой ценности.
72
ВПР. Сер. II. Т. 1 (IX). С. 271. Посланник в Константинополе Г. А. Строганов вождю сербского народа Милошу Обреновичу. 15 марта 1818 г.
73
ВПР. Сер. II. Т. 1 (IX). С. 362–363. Статс-секретарь И. Каподистрия посланнику в Константинополе Г. А. Строганову. 6 мая 1818 г.