Выбрать главу

К тому же везти все это надо было бы не на одном, не на двух фрегатах, а на флагмане во главе — внушающей уважение эскадры хотя бы в три-четыре корабля. При соответствующем почетном орудийном салюте! Из всех пушек...

Сила духа дипломата питается силой духа державы, пославшей его в чужие пределы для отстаивания своих национальных интересов. А мог ли Путятин, посланный в Японию еще николаевской Россией, быть вдохновлен Россией теперь александровской?

Ведь Путятин подписывал Симодский договор в преддверии тех времен, когда незабвенный сын незабвенного Николая Первого — Александр Второй-«Освободитель», вместе со своим августейшим братцем Константином уже задумывал «освободить» Россию от Русской Америки.

В 1867 году он нас от нее и освободил...

А вскоре он же «освободил» нас и от Курил — по трактату между Россией и Японией 1875 года (Санкт-Петербургский договор).

А за это Япония «отказалась от притязаний» на Сахалин, ни по какому праву ей не принадлежащий. Еще во времена Резанова аборигены Сахалина, айны, говорили: «Сахалин — земля айнов, японской земли на Сахалине нет...» Против русского же подданства они не возражали.

И ведь что еще позорно! Между заключением американо-японского договора от 31 марта 1854 года «о мире и дружбе» и заключением русско-японского договора от 7 февраля 1855 года была заключена англо-японская конвенция. Япония и Англия подписали ее в том же Нагасаки, где торчал Путятин, 14 октября 1854 года.

Так за что историки о Путятине отзываются неплохо — не пойму!

Надо сказать, что и в договоре с янки, и в конвенции с британцами, как одна из двух «станций» для американских судов, где они могли «продовольствоваться лесом, водой, средствами пропитания, углем и другими товарами...», и для английских судов «с целью производства ремонта и получения пресной воды, продовольствия и всякого рода иных нужных предметов...» указывался порт Хакодате на острове Хоккайдо.

Изучение карты показывает, что Хакодате — чисто внутренний японский порт, лежащий на отшибе от тогдашних международных торговых путей, был важен для англосаксов прежде всего как возможная операционная база для действий против России.

И это при том, что факт русско-японского соседства был неизбежно подтвержден уже первым нашим общим договором, где статья 2 касалась границ между Россией и Японией.

Соседство — не всегда добрососедство, однако лишь добрососедство — это умное соседство. Но умно ли мы разграничили себя с Японией с самого начала и умно ли мы себя представили перед японцами?

Так оно и повелось в русско-японских отношениях... Со стороны России — позорный для великого народа идиотизм в смеси с авантюрами властей предержащих. Со стороны Японии — неумная спесь в сочетании с таким же авантюризмом.

Хотя даже из того, что мной было сказано, уважаемый читатель может понять, что объективная основа у умных и добрых наших отношений была.

Взаимно дополнять друг друга нам было чем.

Да и люди, понимавшие это, и в России, и в Японии имелись.

Причем с самого начала договорных отношений «демократические» англосаксы ставили себя по отношению к японцам в привилегированное положение, оговаривая лишь свои права в Японии, но не права японцев в Англии и США.

А вот в договоре 1855 года, подписанном Японией с «тоталитарной» Россией, статья 8 гласила:

«Как русский в Японии, так и японец в России всегда свободны и не подвергаются никаким стеснениям. Учинивший преступление может быть арестован, но судится не иначе как по законам своей страны».

Да, мы вполне могли дружить, взаимно уважая законные интересы друг друга.

Чехов в своих сахалинских очерках сообщает много интересных подробностей и констатирует: «Отношения у местной администрации и японцев великолепные, какие и быть должны».

Он же пишет, что после того, как со второй половины XIX века на Южном Сахалине стали укрепляться русские, японские промышленники, облюбовавшие эту зону из-за обилия рыбы и почти дарового труда айнов, встревожились... «Соображение, что они могут потерять хорошие доходы и даровых рабочих, — продолжал далее Антон Павлович, — заставило их внимательно следить за русскими, и они уже старались усилить свое влияние на острове в противовес русскому влиянию. Но... за отсутствием уверенности в своем праве эта борьба с русскими была нерешительна до смешного, и японцы держали себя как дети. Они ограничивались только тем, что распускали среди айнов сплетни про русских и хвастали, что перережут всех русских, и стоило русским в какой-нибудь местности основать пост, как вскорости в той же местности, но только на другом берегу речки, появлялся японский пикет, и, при всем своем желании казаться страшными, японцы все-таки оставались мирными и милыми людьми: посылали русским солдатам осетров, и когда те обращались к ним за неводом, то они охотно исполняли просьбу»...