В отличие от местного населения, иностранцам разрешалось держать у себя в слободе корчму и в любое время пить вино. Несмотря на запреты, русские туда частенько заглядывали и просили хозяина корчмы: «Налей-ка!» В силу различных причин местопребывание в городе Немецкой слободы (напомним, что немцами на Руси долго называли всех иностранцев без исключения) неоднократно менялось, но само по себе поселение не исчезало. Именно Немецкая слобода стала позже важнейшей школой для Петра I. Уроки и опыт, вынесенные Петром в юности из общения с иностранцами в Немецкой слободе, предопределили дальнейшую судьбу России.
О составе Немецкой слободы можно судить довольно точно по переписи 1665 года. Из 204 дворов, переписанных в слободе, 142 принадлежало военным (42 двора — полковникам, 23 — подполковникам, 16 — майорам, 18 — поручикам и т. д.). Пасторам принадлежало з двора, лекарям и аптекарям - 4, переводчикам — з, мастерам — 24. Среди этих мастеров: один — специалист по литью пушек, два — оружейники, девять — золотых и серебряных дел мастера, два — часовщика и семь — портные. Коммерсантам в слободе принадлежало 23 дома.
Попасть в Россию в те времена было сложно, хотя желающих как раз хватало, поскольку платили русские хорошо. Границу на замке держали соседи: они делали все, чтобы задержать иностранных специалистов, следующих в Москву.
Довольно типична для той эпохи история известного авантюриста XVI века Ганса Шлитте. Он побывал в Москве в годы юности Ивана Грозного, занимался там коммерцией, изучил русский язык и вернулся в Европу в качестве агента московского правительства для установления связей с Западом. Среди прочего агенту вменялась в обязанность вербовка специалистов для направления в Москву.
Чтобы успешно решить задачу, Шлитте, учитывая настроения на Западе, решил самовольно расширить свои полномочия и от лица Ивана Грозного начал переговоры с германским императором Карлом об унии православной церкви с католической. Хитрость помогла, и император дал «униату» разрешение набрать нужных для Москвы специалистов, выставив лишь одно условие-, чтобы никто из них не попал к туркам, татарам и вообще в нехристианские земли. В результате Шлитте набрал 123 человека - от магистров различных наук до специалистов по рытью колодцев.
Все они прибыли в Любек для дальнейшего следования в Москву, но здесь и остались. Самого Шлитте власти арестовали под надуманным предлогом, а пока шло разбирательство, собранные им люди разбрелись кто куда. Ганза, лучше других знавшая реальное положение дел на Руси, не могла, естественно, поверить сказкам о возможной унии церквей, зато хорошо представляла себе все последствия укрепления русской армии и экономики.
Усиления Москвы очень боялись и в Польше. Когда Шлитте, убежав из Любека, пробрался в Рим и начал там разыгрывать все ту же карту религиозной унии, то против него решительно выступило польское правительство. Беспокойство оказалось настолько сильным, что поляки решили даже отправить в Рим особое посольство, чтобы указать Ватикану на непримиримое отношение русских к понтифику.
В ответ на блокаду, объявленную Западом, Москва приняла свои меры: стала всячески препятствовать отъезду из России уже прибывших туда иностранцев и максимально использовать тех специалистов, что попадали в московский плен в ходе столкновений с Литвой и Польшей.
Любому иностранцу, попавшему на Русь по доброй воле или нет, если он проявлял желание к сотрудничеству, был обеспечен хороший заработок. Тех, кто принимал православие, просто осыпали подарками. Тех же, кто пытался бежать из России, ждала печальная участь.
Из книги Генриха фон Штадена «О Московской земле и правительстве»:
Иностранцу не требуется сильно согрешить, чтобы быть приговоренным к смерти... Когда его поймают при попытке бежать из страны, помоги ему Бог! Тогда его искусство больше ничего не стоит, не помогут ему также его деньги и имущество. Редко случается, когда иностранец осмеливается бежать из страны, поскольку путь в страну широк, а из страны очень узок.
Москва вела себя по законам военного времени и согласно русской традиции. Всякий поступавший на службу государю становился его слугой и не имел больше права решать свою судьбу без разрешения хозяина.
Это касалось всех, даже самых заслуженных мастеров. Печальная судьба постигла, например, знаменитого итальянца Аристотеля Фио-раванти, который не только построил Успенский собор в московском Кремле, но и в качестве военного инженера и начальника артиллерии участвовал во многих походах русской армии. За настойчивые просьбы отпустить его на родину Фиораванти заключили в тюрьму. Былые заслуги ничуть не помогли.