Помимо собственно переводческих А. Элиасберг выполнял культурно-посреднические функции между русскими писателями и немецкими издателями[1183]. В задуманном, но, к сожалению, не осуществленном проекте «немецкого выпуска» «Аполлона» ему принадлежала одна из ключевых ролей[1184].
Два переведенных Элиасбергом рассказа Дымова были напечатаны в немецком сатирическом журнале «Simplicissimus»: «Ihr Leib» (12. Jg. 1907/1908. № 30. S. 465) и «Die Formel» (12. Jg. 1907/ 1908. № 45. S. 736–737). Вместе с К. Руте ром он осуществил перевод на немецкий язык лучшей драмы Дымова «Ню. Трагедия каждого дня», который вышел в свет в издательстве И. Ладыжникова[1185]. Жена Элиасберга, художница Зинаида Николаевна Васильева, близкая к санкт-петербургским писательско-журналистским кругам и входившая в ремизовский Обезвелволпал, оформляла обложку сборника дымовских рассказов «Земля цветет» (1908).
В бумагах Дымова сохранилась адресованная ему почтовая открытка от Элиасберга (датирована 25 сентября 1908 года). Написана открытка в Terlan (Tirol), Hôtel «Streindlhof», где переводчик проводил осенние вакации вместе с женой и годовалым сыном Павлом, будущим художником (1907–1983):
Дорогой друг, наконец нам удалось выбраться на поправку. Находимся здесь всего 5 дней, но уже мы все выздоровели до неузнаваемости. Собираемся остаться здесь еще недели три. Здесь земной рай. Тепло, солнечно и тихо. Особенно цветет наш ребенок. Пшиб<ышевский> мне сообщил, что Вы ему предлагаете сбыть роман некоему Руссову <sic> (кто это такой? В Серпухов?)[1186]. Если у Вас есть влияние на эту операцию, то не откажите мне в следующей просьбе: попросите издателя пригласить в качестве переводчика моего хорошего друга и прекрасного переводчика с польского — Вацлава Воровского, Одесса, Французский бульв. 47[1187]. Если предложите и поддержите кандидатуру этого переводчика, окажете мне огромную услугу. Пшибышевский блаженствует: деньги ему очень кстати. Прощайте, пишите, что в Петербурге.
Летом 1909 года Дымов гостил у Элиасбергов, снимавших квартиру в баварской деревушке Фрошхаузен[1189]. По-видимому, оттуда он писал Бурдесу, который находился в это время на излечении в санатории «Grünewald». Письмо (письма?) это разыскать не удалось, зато известен сохранившийся в дымовском архиве ответ Бурдеса, написанный на почтовой бумаге Sanatorium «Grünewald» и датированный августом 1909 года (дата проставлена, по всей видимости, рукой Дымова):
Дыминка, дорогой мой, бесценный и единственный брат мой, я все еще очень слаб, как видишь, но поправляюсь очень заметно. Дня через три смогу ответить на все письма Ваши, и тогда убедитесь, что я с Вами, что вижу многое, если не все. Сейчас читать еще трудно.
О Петербурге я и не думаю. Совсем другое у меня на душе. Однако чуткость великая у Тебя, Дыминка. Груне[1190] скажи, что я и с ней всегда почти не расстаюсь.
Элиасбергам скажите, что мне очень хочется повидать их. Долго ли Вы у них останетесь? Черкните мне хоть пару слов. Я же во вторник Вам целое послание отправлю.
Брат Ваш давно перестал навещать меня. Не болен ли он?[1191]
Крепко Тебя обнимаю, Дыминка мой. Передайте мой горячий привет Элиасбергам.
Конец Бурдеса был драматичным: он медленно умирал от рака печени. В конце лета 1911 года Дымов сообщал А. А. Измайлову из Цюриха:
Должен сообщить Вам для Вас печальное известие: Бор<ис> Пав<лович> Бурдес умирает. Осталось ему жить 1½-2 месяца. Так сообщили берлинские врачи. У него рак печени и теперь рак перешел на кишки. Операция бесполезна, ее не будут делать. Он очень слаб, не ходит, говорит тихим задыхающимся голосом. Думаю, что Вы его больше не увидите. Я — возможно еще[1193].
Несколько позднее, 12 сентября 1911 года, он вновь пишет Измайлову о Бурдесе:
Вам, конечно, интересно знать о Бурдесе. Пишу Вам подробно. Сейчас только я вернулся из Territet (около Montreux), куда отвез его в Sanatorium (Адрес: Territet-Montreux, Sanatorium L’Abri). Б<орис> Павл<ович> приехал ко мне 7-го в Zurich из Берлина. По предварительным его письмам, я вынес убеждение (скорее впечатление), что он поправился, болезнь пересилена и т. п. Вероятно, в этом роде и Вы теперь настроены. Это неверно. Уже один его вид на Цюрихском вокзале (я, разумеется, его встречал) внушал самые серьезные опасения. На другой день я с ним отправился к здешнему светилу профессору Mtiller’y. Профессор, улучив момент, вызвал меня и шепнул: «Этому человеку нельзя разъезжать. Он смертельно болен». Профессор намекал Б<орису> П<авлович>у и даже слишком ясно о серьезности его положения, но Б<орис> П<авлович> не понял (или притворился). Потом профессор сказал моей жене (его ученице), что это рак и что роковой исход неминуем — приблизительно месяца через 2. Через два дня я отвез Б<ориса> П<авловича> в Territet. Тамошний доктор также находит рак печени. Печень страшно увеличена. Опухоль огромная, это видно по фигуре. Б<орис> П<авлович> очень слаб, говорит все время прерывисто, стонет, легко плачет. Но он не сознает своего положения. Я переночевал в Sanatorium’e, доктор его успокоил, я тоже «делал приятное лицо», он думает, что через месяц-полтора поправится. Действительно, после Берлина он поправился, но это не существенно. Однако директор санатория в Territet dr. Loy говорит, что совершенно точно, клятвенно точно нельзя сказать, что рак. Быть может — есть тень тени возможности — что и выживет: сердце здоровое, легкие тоже. Сейчас у него маленький процесс воспаления в легком (правом). Это может быть и пустяк, а может, и серьезно очень.
Говорит он о пустяках, иногда остроумно, шутит, жалуется, что будет скучно одному. Я попрощался с ним — нет, уже не увидим мы его…
Все это грустно, тяжело. Еще грустнее, что вовсе не зрел он для смерти. Он ее испугался, как ребенок черной фигуры, и отмахивается. Страх смерти есть смерть.
Я через неделю буду в Петерб<урге> и расскажу подробнее, сейчас же считаю долгом Вам, его другу, и в Вашем лице редакции сообщить, как обстоит это грустное дело.
Обнимаю Вас, дорогой Александр Алексеевич, и жму дружески Вашу руку.
Привет общим друзьям.
В некрологе Бурдеса, напечатанном в «Историческом вестнике», говорилось:
Умер после тяжких и долгих страданий (злокачественная опухоль печени) журналист, корреспондент и переводчик Борис Павлович Бурдес. Покойный, после ряда лет газетной работы по политическому отделу в некоторых провинциальных изданиях, в «Луче» (ред. Чуйко) и «С.-Петербургских Ведомостях», вступил десять лет тому назад в состав редакции «Биржевых Ведомостей»; здесь он написал множество передовых статей, преимущественно по вопросам иностранной политики, в которой он считался специалистом. Хорошо знакомый с жизнью на Западе, говоривший на нескольких иностранных языках, Б. П. Бурдес около двух лет прожил в Берлине в качестве корреспондента «Биржевых Ведомостей» и в этой роли показал себя очень отзывчивым и искусным журналистом. В Петербурге покойный всегда вращался в среде людей искусства, литературы, религии и философии. <…> В последние годы энергия этого не старого еще человека — ему было около пятидесяти лет — очень ослабла, последние же месяцы были как бы длительной агонией, мучительными и беспрерывными страданиями[1195].
1183
Так, к его помощи прибегал, например, Б. В. Савинков, известный террорист, но и не менее известный писатель. В архиве Особого отдела Департамента полиции сохранилось его письмо к Элиасбергу, перехваченное и перлюстрированное зарубежными агентами охранки, ведшими неусыпное наблюдение за одним из самых опасных российских революционеров (ГА РФ Ф. ДП ОО. Дело о террористе Борисе Викторовиче Савинкове. Оп. 1906. Ед. хр. 115. Л. 86). В письме, однако, шла речь о вполне безобидных с точки зрения революционной угрозы властям издательских делах:
<Отпечатано на машинке>
1184
См.:
1185
1186
Николай Николаевич Русов (1884 — не ранее 1942), прозаик, публицист, поэт, литературный и театральный критик.
1187
Вацлав Вацлавович Воровский (1871–1923), журналист, переводчик, критик-марксист, в будущем советский партийный и государственный деятель и дипломат; убит во время Лозаннской конференции русским офицером-эмигрантом М. М. Конради.
1189
4 августа 1909 г. он писал оттуда С. К. Маковскому: «Дорогой Сергей Константинович, я гощу у Элиасберга в Froschhausen, — деревня, коровы, поля, сонные дни» (ОР РНБ. Ф. 124. Ед. хр. 1599).