Выбрать главу
22 Und wenn ich jetzt vom Buch die                                        Augen hebe, 23 wird nichts befremdlich sein und                                           alles groß. 24 Dort draußen ist, was ich hier                                       drinnen lebe, 25 und hier und dort ist alles                                         grenzenlos; 26 nur daß ich mich noch mehr damit                                           verwebe, 27 wenn meine Blicke an die Dinge                                               passen 28 und an die emste Einfachheit der                                           Massen, — 29 da wächst die Erde über sich hinaus. 30 Den ganzen Himmel scheint sie zu                                            umfassen: 31 der erste Stem ist wie das letzte                                                   Haus.
20 И если я от книги подыму 21 Глаза и за окно уставлюсь                                        взглядом, 22 Как будет близко все, как станет                                            рядом, 23 Сродни и впору сердцу моему. 24 Но надо глубже вжиться                                      в полутьму 25 И глаз приноровить к ночным                                       громадам, 26 И я увижу, что земле мала 27 Околица, она переросла 28 Себя и стала больше небосвода, 29 А крайняя звезда в конце села 30 Как свет в последнем домике                                         прихода.
22 И если теперь я подниму глаза от книги, 23 ничто не будет чужим, но всё (будет) исполнено величия. 24 Там снаружи — то же, чем я живу здесь внутри, 25 и всё — здесь и там — безгранично; 26 только бы еще более слиться с этим (всем) 27 и мой взгляд приноровить к вещам 28 и к суровой простоте объемов, — 29 тогда (я увижу, что) земля переросла себя. 30 Кажется, что она охватывает все небо: 31 (и) ближняя звезда — как крайний дом.
1
закат
И было охвачено тою же самой Тревогою сердце, как небо…
Б. Пастернак. Импровизация на рояле. 1915, 1946.

Одно из существенных отличий версии Пастернака от текста Рильке приходится на то место в начальной части, где вечер достигает Читающего:

Auf einmal sind die Seiten überschienen und statt der bangen Wortverworrenheit steht: Abend, Abend… überall auf ihnen. ______________________________________ Как вдруг я вижу, краскою                             карминной В них набрано: закат,                           закат, закат.

У Рильке Читающему на озаренной странице вместо бессмысленной массы слов видится текст из повторяющегося слова Abend. У Пастернака образ озарения приобретает дополнительную типографскую конкретность — в книге Читающего проступает набранный красной краской текст. Важнее, однако, разница в содержании самого текста. Связь между оригиналом и переложением держится на созвучии ударенных а — Abend, Abend…: Закат, закат, закат, но ассоциации, порождаемые словами Abend и закат, существенно различны.

В «Книге образов» Рильке Abend — одно из ключевых слов, с которым связывается представление об идеальном времени для восприятия мира и синтеза с ним. Программный вступительный текст сборника, перекликающийся с основными темами стихотворения «Der Lesende», начинается словами: «Wer du auch seist: am Abend tritt hinaus / aus deiner Stube, drin du alles weißt; / als letztes vor der Ferne liegt dein Haus: / wer du auch seist» («Eingang»)[81]. Вечер у Рильке — «der sanfte Wiederkehrer» («неслышно возвращающийся вновь» — «In der Certosa»), теплый, возвышенный образ исполненных тайны сумерек как пограничного времени мягкого света и светлых красочных переходов. Вот вечернее небо «Книги образов»:

Ist das ein Himmel?:                                     Selig lichtes Blau, in das sich immer reinere Wolken drängen, und drunter alle Weiß in Übergängen, und drüber jenes dünne, große Grau, warmwallend wie auf roter Untermalung, und über allem diese stille Strahlung sinkender Sonne («Abend in Skåne»)[82].

Закат здесь — это «тихое сияние садящегося солнца», белое и серое на красном подмалевке.

Закат у Пастернака несет в себе совсем иную интенсивность цвета и света, иное настроение. Кроме общеязыковой ассоциации с концом, слово закат в переводе из Рильке вызывает в памяти прежде всего четвертый отрывок из написанного Пастернаком в том же 1956 году цикла о Блоке:

Зловещ горизонт и внезапен, И в кровоподтеках заря, Как след незаживших царапин И кровь на ногах косаря.
Нет счета небесным порезам, Предвестникам бурь и невзгод, И пахнет водой и железом И ржавчиной воздух болот.
В лесу, на дороге, в овраге, В деревне или на селе На тучах такие зигзаги Сулят непогоду земле.
Когда ж над большою столицей Край неба так ржав и багрян, С державою что-то случится, Постигнет страну ураган.
Блок на небе видел разводы. Ему предвещал небосклон Большую грозу, непогоду, Великую бурю, циклон.
Блок ждал этой бури и встряски, Ее огневые штрихи Боязнью и жаждой развязки Легли в его жизнь и стихи[83].

В черновом варианте строк Когда ж над большою столицей / Край неба так ржав и багрян читалось Когда же закат над столицей / Так ветрено ржав и багрян, а в последнем четверостишии было След этого лег на стихи, / Отсюда закатные краски, / Зигзаги на них и штрихи[84]. Закатная, карминная краска входит и в перевод из Рильке. Ассоциации — вольные или невольные — с Блоком[85] неслучайны. Фигуры Рильке и Блока во многом определяют в восприятии Пастернака эпоху начала 1900-х годов. В посвященном этому времени разделе эссе «Люди и положения» Блоку не только отведена особая глава (3-я), но в части, посвященной Рильке и включающей переводы «За книгой» и «Созерцание» (гл. 8–9), он сопоставляется с Рильке.

Расхождение образных языков оригинала и переложения в паре Abend — закат становится еще более очевидным в вытекающей из нее картине ночи[86]:

Und jetzt wird Sommemacht, soweit                                        man sieht: zu wenig Gruppen stellt sich das                                       Verstreute, dunkel, auf langen Wegen, gehn die                                              Leute, und seltsam weit, als ob es mehr                                          bedeute, hört man das Wenige, das noch                                        geschieht. ______________________________________ А вот как будто ночь по всем                                    приметам. Деревья жмутся по краям дорог, И люди собираются в кружок И тихо рассуждают, каждый слог Дороже золота ценя при этом.
вернуться

81

«Кто бы ты ни был: вечером выйди из твоей комнаты, где тебе все знакомо; на краю перед далью (пространства) стоит твой дом: кто бы ты ни был» («Вступление»).

вернуться

82

«Но что за небо!: Благостно светлая голубизна, в которую теснятся облака, одно другого прозрачней, внизу сплошь в переходах белого, а вверху — тот (особый) бледный, величественный серый, клубящийся теплыми валами, будто на красном подмалевке, и поверх всего — это тихое сияние садящегося солнца» («Вечер в Сконе»).

вернуться

83

Пастернак Б. Собр. соч.: В 5 т. Т. 2. С. 100.

вернуться

84

Там же. С. 637.

вернуться

85

В частности, с поэмой «Возмездие», как отмечают в своем комментарии к циклу «Ветер» B. C. Баевский и Е. Б. Пастернак (Пастернак Б. Полн. собр. стихов и поэм. СПб., 2003. С. 743).

вернуться

86

Описание ночи Э. Нёльдеке приводит как пример утраты «атмосферы оригинала» (die Atmosphare des Originals). По мнению немецкой исследовательницы, чрезмерная точность описания у Пастернака — по сравнению с неопределенностью (Ungenauigkeit) словесных образов у Рильке — приводит к разрушению созданной этими образами атмосферы сумерек (Nöldeke Е., geb. Bruzzone. Boris Leonidovič Pasternak und seine Beziehungen zur deutschen Kultur. S. 98).