Принятие решения должно воплотить как единство, цельность локального мира, так и его многообразие, множественность мнений и обстоятельств. Решение должно быть единым, единственным, как бы воплощением голоса, монолога одного человека, говорящего от имени господствующего идеала высшей Правды. Но вместе с тем оно должно быть воплощением голоса каждого члена мира, члена организации, его целей и опыта. Решение должно содержать вечные ценности и необходимые новшества, т. е. многообразие единого. Эта амбивалентность нравственного идеала имеет свое организационное воплощение в сложном сочетании власти первого лица сообщества (главы патриархальной семьи, вождя племени, князя и т. д.), несущего функции военачальника, жреца, судьи, и власти веча — своеобразного народного собрания локального мира. Так что решение принимается и вождем, и каждым членом веча, который вносит в него свой специфический опыт.
Необходимость рассмотрения вечевого идеала как оппозиции двух взаимопроникающих полюсов вытекает из самой двойственной сути тотема, как несущего в себе скрытые внутренние различия. «Тотем всегда обоюден (двусторонний); и отдельный предводитель клана, и весь людской коллектив в целом» [43]. Двойственность тотема определяется тем, что он есть и единый символ всего рода, воплощенный в вожде-предводителе, и единство всех его членов. Тотемизм — наглядное и очевидное олицетворение принципа «всё во всём». Эта двойственность культуры, языка в процессе усложнения общества определяет расчленение исторически исходного вечевого идеала на два амбивалентных идеала: соборный и авторитарный. Категория соборности, выработанная русской мыслью, констатирует существующую в массовой культуре с древнейших времен первичность «Мы», которая реализуется через взаимопроникновение индивидуальных монад. Соборность, как считали славянофилы, — это свободная братская общность, истоки которой можно видеть в жизни крестьянской общины. Вечевой идеал не следует рассматривать как синоним современных форм демократии с присущим ей плюрализмом и высокой ценностью личности. «Дела решались не по большинству голосов, не единогласно, а как-то совершенно неопределенно сообща» [44]. Вместе с тем вечевой идеал постоянно и повседневно несет в себе авторитаризм. На вечевой сходке, которую можно рассматривать как воплощение соборности, участвовали лишь главы семей, домохозяева, первые лица локальных миров. Младшие члены семейства, работники, сброд (бездомники) в вече не участвовали. Вече было полем столкновения монологов, собранием авторитарных глав локальных миров низшего уровня. Эти главы синкретически отождествлялись со своими локальными мирами. Поэтому само решение веча, будучи монологическим, имело авторитарный смысл и в определенной ситуации приобретало авторитарную организационную форму, т. е. признавало над собой власть одного авторитарного лица (патриархального главы, князя и т. д.). Решение веча носило авторитарный характер для своих членов, так как не признавало права меньшинства на особое мнение, независимых прав личности. Если одно вече попадало под власть другого, то власть первого была авторитарна по отношению ко второму.
Локальность вечевого идеала в сочетании с эмоциональными механизмами принятия решений способствовала отождествлению локальной Правды семьи, рода, племени со всеобщей Правдой. Отсюда психологическая потребность в единстве, хотя бы в его видимости. В этих условиях решение веча выступает не в качестве позиции большинства, но как единственно возможная точка зрения. Решение веча воспринималось как абсолютное выражение Правды, не допускающее критики («против мира не пойдешь»). И так до очередного решения, которое может быть инверсией первого.
Как в глубине соборных институтов можно выявить их авторитарное содержание, так и в глубине авторитарных институтов можно обнаружить их соборное содержание. Власть первого лица может осуществляться лишь с общего согласия соборных институтов, членов сообщества, лишь на основе их общего согласия и готовности, активной или пассивной, выполнять его решения. Власть первого лица не может не опираться на согласие общества, она заглублена в почву. Однако возможность получить такую поддержку всегда проблематична. Отношение между двумя полюсами вечевого идеала определяется инверсией, т. е. прежде всего стремлением одного из полюсов полностью заместить другой. Отношение между ними может выступать как прямой конфликт, как битва монологов. Это объясняется вовсе не тем, что соборные институты всегда стремятся свести к нулю власть первого лица или первое лицо пытается подавить соборные институты, хотя и то, и другое могло иметь место. Опасность лежит в самой инверсии, где каждый голос выступает как монолог. Монологичность каждого вечевого голоса органически связана с жесткой социальной организацией, со стремлением каждого человека усилить свой престиж в социальной системе.