Сталин ничего не ответил, взглянул на Раковского зверинным взглядом и опустил глаза.»[212].
Думается, в данном случае следует обратить внимание не столько на то, как в будущем аукнутся Х.Г. Раковскому несогласие с И.В. Сталиным и не вполне тактичное поведение («Раковский еще два раза при нас обрывал Сталина»), а на нечто иное.
Во-первых, как видно из цитаты, единства мнений по вопросу о Черноморском флоте не было не только в экспертной среде, но и на уровне высшего советского партийного руководства.
Во-вторых, следует учесть, что если у Раковского и был собственный взгляд на весьма сложную проблему, он при всей допустимой степени ее дискуссионности, неоднозначности не мог не учитывать того, что Сталин в тот момент уже прочно закрепил за собой в узком кругу руководящих московских функционеров мнение по существу основного «специалиста» в национальной сфере, наиболее осведомленного о развитии событий на периферии и оказывавшего на них наибольшее (естественно, возможное) влияние, а также предопределявшего логику практически всех решений ЦК РКП(б) и СНК РСФСР в данной сфере. Фактически наибольшим авторитетом в этих вопросах он оставался и для В.И. Ленина. Нельзя исключить и того, что по своим каналам Раковский мог получить и непосредственно от главы правительства директиву, согласованную со Сталиным.
В общем и целом после острейшей, не всегда лицеприятной полемики украинской стороне в результате переговоров удалось все-таки склонить российскую делегацию к признанию комплексных, системных принципов в подходе к спорным вопросам о государственных разграничениях в принятой 22 июня 1918 г. «Резолюции украинско-российской мирной конференции о принципах разрешения спорных вопросов при установлении государственных границ между Украинской Державой и РСФСР после подписания мирного договора»[213].
Однако вне рамок конференции Министерство иностранных дел Российской Федерации жестко придерживалось точки зрения, что Крым ранее всегда принадлежал России, что в подписанных в Брест-Литовске договорах и Украиной, и Германией это не подвергалось сомнению, не подлежало какому-либо последующему пересмотру и что в Универсалах Центральной Рады как наиважнейших государственных документах зафиксирована такая же принципиальная позиция[214]. Правительство Крыма не признавалось вовсе, объявлялось контрреволюционным и с точки зрения международного права неправомочным. Украинская сторона исходила из того, что общественные процессы последнего времени очень многое изменили. И в настоящий момент следует ориентироваться совсем не на невозвратно ушедшее прошлое, а придерживаться новых реалий. К таким реалиям относились развал империи, факты национально-государственного самоопределения многих регионов – соседей РСФСР и Украинской Державы (Дон, Кубань, Крым), ликвидация там временно функционировавших органов советской власти. «Украинская Мирная делегация констатирует, что Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика утратила свои права на Крым», – категорически заявлялось дипломатами Украины в ходе дискуссий на мирной конференции[215]. Что касается спорного крымского региона, то без него Украина не может быть полноценной, суверенной в экономическом, политическом, военно-стратегическом плане державой, а большинство крымчан (за исключением русского этнического элемента) проявляют стремление не просто к союзу с Украиной, а считают пребывание в ней единственно возможным для себя вариантом самоопределения. Крымское правительство генерала С. Сулькевича в Киеве вообще считали временным административным органом, не отражающим интересы подавляющего большинства жителей полуострова.
В официальных нотах неизменно ударение делалось на тесной экономической и этнографической связи Крыма с Украиной и на том, что неизбежное присоединение полуострова к Украинской Державе может состояться на автономной основе[216].
Конечно, можно порассуждать о некоторых преимуществах или же уязвимости тех или иных аспектов позиций конкурирующих, остро дискутирующих на переговорах в Киеве сторон, учитывая и одностороннюю поддержку Германией Украинской Державы, хотя в данном случае немцы больше заботились о собственных корыстных интересах[217]. Потому подобные рассуждения не имеют смысла, поскольку к реальной политической практике не относятся. И больше всего об этом свидетельствует дальнейшая линия поведения руководства Украинской Державы, равно как и политика объективно наиболее весомого, определяющего фактора – третьего контрагента – германских оккупантов.
215
Мирні переговори між Українською Державою та РСФРР 1918 р. С. 339;