Свои «маневры» даже в стесненных для украинских вооруженных сил обстоятельствах осуществлял и С.В. Петлюра. Вряд ли при этом его расчеты можно считать реалистичными и перспективными. Так, в директивах руководителю Чрезвычайной дипломатической миссии в Румынии К. Мациевичу он ставил задачу достичь размежевания боевых действий между воинскими силами УНР и врангелевцами: «Лучше всего было бы, если бы Правобережье заняла наша армия, а армия Врангеля шла бы себе по левому берегу – пока наше войско путем мобилизации не окрепнет настолько, чтобы могло занять и Левобережье». А вообще «политические договора с командованием ген. Врангеля, – настаивал Петлюра, – в эту пору были бы несвоевременны и нецелесообразны»[375]. Стоит ли доказывать, насколько такие подходы были утопичны, как и предложения украинизации белогвардейских войск? В свою очередь, Правитель Юга России, как и его предшественник А.И. Деникин, а также дипломаты Антанты не только крайне негативно относились к главе Директории и Главному атаману войск УНР, но и выдвигали условием продвижения переговоров о заключении конвенции с украинской армией и возможности признания правительства УНР «проведения разницы» между правительством и личностью Петлюры, а также федерирования с Россией[376]. Стремление защитить национального лидера привело даже к определенному всплеску дипломатического пикирования – рассылке украинским международным ведомством специального циркуляра с ответными претензиями к барону П.Н. Врангелю, причастному в прошлом к антиукраинским акциям[377].
Официально признав 10 августа 1920 г. диктаторский режим П.Н. Врангеля в Крыму, Франция начала оказывать дипломатическое давление на руководство УНР, по существу, повторяя сценарий годичной давности: заставить украинскую сторону пойти на более тесное сотрудничество с белогвардейцами, фактическое подчинение им своего воинского потенциала.
Эту позицию не только разделяло, но и поддержало правительство США[378].
Усилившиеся в результате контакты (в том числе и встреча в Севастополе 10 сентября 1920 г. украинских посланцев И. Литвиненко, М. Крата и Л.Е. Чикаленко с П.Н. Врангелем, начальником генерального штаба Российской армии генералом П. Шатиловым, главой правительства Юга России А.В. Кривошепным, министром иностранных дел П.Б. Струве и др.) выявляли больше противоречий, чем совпадений. Это касалось главных, определяющих моментов. Так, украинская сторона твердо настаивала на признании Украины самостоятельным, независимым государством, а российская, под разными предлогами, уклонялась от этого, выдвигая, в частности, и пожелание отложить решение этого вопроса до «лучших времен» – победы над Красной армией, возрождения «бывшей» России. Туманные обещания разрешить украинский вопрос демократическим путем в будущем большого доверия не внушали, разбивались о получаемые сведения из частных источников, расходившиеся с торжественными заверениями на публичных мероприятиях. В этих условиях не было прогресса и в таком животрепещущем вопросе, как координация военных усилий в борьбе против общего врага[379].
Безусловно, не способствовали успеху и разногласия, даже распри, например, между сторонниками и противниками С.В. Петлюры в украинском политикуме, в частности, в эмиграционных кругах (не стоит забывать, что подходил к концу 1920 г. и многие политические деятели – и украинские, и татарские, и российские – оказались за рубежом, хотя и не хотели смириться с тем, что это надолго, может быть, навсегда). Неудивительно, что к контактам с некоторыми из них (скажем с С.К. Моркотуном), приезжавшими в Крым с различными проектами, относились с объяснимой осторожностью[380], усматривая в отдельных инициативах и акциях отсутствие реализма, а то и авантюризм. Впрочем, есть и иные мнения[381].
Наверное, тут уместно заметить и следующее. Если в канву общей истории, или истории дипломатии, или, может быть, даже в историю деятельности некоторых спецслужб, в реконструкцию генеалогии взглядов и теоретических подходов, платформ подобные страницы, безусловно, логично вписываются, такой вывод никак нельзя распространять на отношения Украины и Крыма в целом. Все-таки тут следует проводить границу, хорошо сознавая при этом, что в общественных процессах в рафинированном виде ничего не происходит – определяющие факторы непременно сопровождаются (обрастают) массой иных элементов, нередко малозначимых, противоречивых, иногда просто противоположного направления и свойства. И сколь бы интересными какие-то детали ни представлялись сами по себе, без надлежащей проверки (желательно, критически-перекрестной) любую обнаруживаемую информацию относить к бесспорному историческому знанию не стоит.
376
Історія української дипломатії: перші кроки на міжнародній арені (19171924 рр.): документи і матеріали. К., 2010. С. 423.
378
См.: