И несмотря на это, все образованные граждане России, независимо от их классовой принадлежности и исповедуемых взглядов, с чувством глубокого возмущения воспринимали каждое сообщение о новой расправе. Русское общественное мнение столь решительно осуждало каждый акт казни отнюдь не потому, что испытывало симпатии к революционному террору, который к тому времени выродился и сводился к проведению жалких актов насилия, а вследствии своего традиционного неприятия смертной казни. В высшей степени знаменательно, что Россия была одной из немногих стран, где была отменена смертная казнь за уголовные преступления.
Россия того времени не желала, чтобы правительство прибегало к кровавым расправам в отношении своих политических противников. Вот почему после учреждения столыпинских военно-полевых судов Л. Н. Толстой в своем глубоко волнующем обращении к правительству («Не могу молчать») потребовал положить конец казням. Вот почему один из выдающихся парламентских ораторов того времени умеренный либерал Ф. И. Родичев с трибуны Думы заклеймил Столыпина в глазах всей России, назвав палаческие петли «столыпинскими галстуками». Вот почему сразу же после падения монархии в 1917 году правительство демократической революции, осуществляя самую заветную и священную цель русского освободительного движения, отменило, ко всеобщему удовлетворению, смертную казнь за все без исключения преступления. Вот почему в той атмосфере духовного возрождения, в которой жила Россия в канун первой мировой войны, потерпела полный провал столыпинская политика «умиротворения», как и его земельная реформа, что, по сути дела, послужило причиной и его собственного трагического конца.
1 сентября 1911 года на специальном представлении в Киевском городском театре П. А. Столыпин был смертельно ранен полицейским агентом, бывшим анархистом, всего в нескольких шагах от царской ложи, где сидел царь со своими дочерьми. К тому времени царь с трудом выносил присутствие своего бывшего фаворита.
Специальное расследование установило, что в Киеве почему-то была снята обычная охрана Столыпина полицейскими агентами. Ходили разговоры о возбуждении уголовного дела против помощника министра внутренних дел генерала Курлова, который отвечал за полицию. Однако предварительные расследования были прекращены по личному указанию царя.
Обстоятельства смерти Столыпина вызывали определенное недоумение. Убийца был казнен с необычной поспешностью, а до этого содержался в строжайшей изоляции. Люди из окружения Столыпина, которые были в курсе борьбы между Столыпиным и Распутиным, полагали, что охранка, стремясь ублажить высокопоставленных врагов Столыпина, смотрела сквозь пальцы на готовящееся преступление. Через несколько месяцев после смерти Столыпина главный военный прокурор вызвал к себе зятя Столыпина фон Бока и сказал ему, что главная ответственность за смерть его тестя лежит на Курлове и что именно он спровоцировал убийство. Одновременно прокурор информировал фон Бока о том, что уголовное преступление Курлова было прекращено по личному указанию царя.[34]
Сам Столыпин однажды в разговоре с А. И. Гучковым в Думе сказал, что у него предчувствие, будто он будет убит агентом полиции.
Вот так вышло, что всемогущий «умиротворитель» России оказался беспомощным справиться с «темными силами», которым покровительствовала молодая царица. Столыпин для Распутина был чересчур независимым и честным. И к тому же в результате принятия его консервативного избирательного закона от 3 июня 1907 года он потерял поддержку главной партии в III Думе — «октябристов».
Английский историк, профессор Бернард Пейерс, многократно совершавший поездки по России в период существования Думы и во время первой мировой войны, не без остроумия написал в своей книге «Падение русской монархии», что при тогдашнем умонастроении общества любая Дума, даже если бы она состояла из одних бывших министров, стала бы в оппозицию к правительству.