Дворцовые должности в то время были не только пожизненными, но и в силу патриархальных традиций часто сохранялись в пределах одной фамилии (у Морозовых и Сорокоумовых-Глебовых). Первые упоминания о дворцовых должностях в источниках не означают, что именно тогда они и были созданы. Некоторые из них (сокольничие, ловчие, конюшие и др.) и их «пути» упоминаются в докончании детей Ивана Калиты (середина XIV в.), а в середине XV в. (до 1462 г.) упоминается «чашнич путь». Есть также сведения о «стольничем пути».[711]
В конце XV в. в связи с созданием единого государства управление великокняжеским хозяйством все более стало обособляться от общегосударственного управления, занимая по сравнению с ним менее значительное место. Вместе с тем если ранее дворцовым хозяйством могли ведать лица из дворцовой челяди великого князя, то теперь оно возглавлялось представителями старомосковского боярства, преданного интересам великокняжеской власти, или выходцами из растущего дворянства. Великие князья использовали дворцовый аппарат в борьбе с феодальной знатью. Наиболее преданные великокняжеской власти представители господствующего класса назначались прежде всего на дворцовые должности. Только смерть, опала или включение в состав Боярской думы могли лишить звания конюшего, дворецкого и т. п. представителя высшей дворцовой администрации.
По мере присоединения к Русскому государству последних самостоятельных и полусамостоятельных княжеств и ликвидации уделов в конце XV — первой половине XVI в. появилась необходимость в организации центрального управления этими территориями. Входя в состав единого государства, уделы, как правило, переставали быть источником для создания новых княжеств ближайших родичей государя и постепенно становились неотъемлемой частью общегосударственной территории. Вместе с тем еще не была изжита экономическая раздробленность страны, поэтому о полном слиянии новоприсоединенных территорий с основными не могло быть и речи. Этим и объясняется тот факт, что управление удельными землями в Москве сосредоточивалось в руках особых дворецких, ведомство которых было устроено по образцу московского дворецкого. Присоединяя княжества к Москве, великие князья забирали в фонд дворцовых и черносошных земель значительную часть владений местных феодалов. Система дворецких обеспечивала на первых порах управление этими землями на новоприсоединенных территориях.
Присоединение Новгорода и появление там значительного фонда великокняжеских земель приведи к созданию ведомства новгородского дворецкого. Уже в ноябре 1475 г. упоминается новгородский дворецкий Роман Алексеев. В мае и декабре 1493 г. и в 1501 г. дворецким был Иван Михайлович Волынский. Судя по разрядным книгам, в августе 1495 г. дворецким был Василий Михайлович Волынский. Тверской дворец образовался после присоединения Твери к Москве и смерти Ивана Молодого, которому Тверь досталась в удел. Некоторое время тверские земли были подведомственны княжичу Василию. В завещании Ивана III (конец 1503 г.) упоминается тверской дворецкий. Около 1497–1503 гг. калужским и старицким дворецким был Иван Иванович Ощерин.[712] Однако в связи с созданием Калужского удела (в ноябре 1503 г.) дворец прекратил свое существование.
Функции областных дворецких были близки к компетенции дворецких Государева дворца. В их руках сосредоточивался надзор за судебно-административной властью наместников, волостелей и городчиков. Они осуществляли высшие судебные функции в отношении местных феодалов, черносошного и дворцового населения. Дворецкие контролировали выдачу иммунитетных грамот местным феодалам.
В конце XV — начале XVI в. дьяки великокняжеской канцелярии (Казны) постепенно берут в свои руки все важнейшие отрасли государственного управления. Под руководством казначея они ведают посольскими делами. Такие дьяки, как Федор Курицын, Третьяк Долматов, Андрей Майко, Василий Кулешин, Данила Мамырев, стали видными политическими деятелями. Дьяки Государевой казны начали вести делопроизводство и по военно-оперативным делам. «Разряды» за конец XV — первую половину XVI в., сохранившиеся в позднейших разрядных книгах, своей точностью свидетельствуют об их современной записи лицами, имевшими прямое отношение к государственной канцелярии.[713] Дьяки начинают ведать и составлением великокняжеского летописания, в текст которого проникают сведения, заимствованные из посольских и разрядных книг. Дьяки были реальными исполнителями предначертаний великокняжеской власти. Они образовывали аппарат Боярской думы, Казны и дворца. В их среде зарождался новый государственный аппарат, получивший во второй половине XVI в. название приказного. Специализируясь на выполнении определенных поручений (финансовых, дипломатических, военных и ямских), дьяки подготавливали создание органов управления с новым, функциональным, а не территориальным распределением дел.
711
ДДГ, № 2, с. 15; ср. грамоту около 1356 г. (там же, № 4). «Сокольнич путь» см. также в уставной грамоте 1507 г. (АСЭИ, т. III, № 26). Упоминание Талицкой пустоши как «чашнича пути» см.: АСЭИ, т. II, № 496. О «чашниче пути» на Костроме см. в грамоте 1505–1533 гг. (Акты Юшкова, № 63). Судя по уставной грамоте 1506 г. (АСЭИ, т. III, № 25), в «стольнич путь» входили переславские рыболовы. В 1486–1500 гг. В. Ознобишин был пожалован «санничим в путь» (АСЭИ, т. III, № 107).
712
ПСРЛ, т. 25, с. 304; Сб. РИО, т. 35, с. 94; НЛ, с. 59; РК, с. 24, 32; Р, с. 48, 67; ДДГ, № 89, с. 363;
713