Русской знати импонировали политические порядки Речи Посполитой. Она была не прочь распространить их на Русь и ограничить самодержавную власть московских государей по примеру польских магнатов и дворян. В письмах папского нунция А. Поссевино и Батория тех лет можно встретить утверждение, что бояре и почти весь народ московский не желают терпеть деспотическое правление Бориса Годунова и ждут помощи от польского короля[122]. Пропольская партия в Москве действительно обсуждала планы возведения на царский трон Стефана Батория в случае смерти бездетного Федора. Пока отношения с Речью Посполитой носили относительно мирный характер, даже ближайшие сподвижники Годунова не отвергали полностью проекта унии с ближайшим соседом. Соправитель Годунова А. Я. Щелкалов в доверительных беседах с подчиненными допускал возможность передачи трона Баторию при непременном условии брака короля с Ириной Годуновой. «Если у него (Батория. — Р. С.) королева уйдет из этой жизни, так что он мог бы жениться на нашей великой княгине, — говорил дьяк, — то мы сделали бы это весьма охотно»[123]. Позиция Щелкалова была более чем двусмысленной: Баторий был женат и никак не подходил для роли жениха царицы Ирины. Подлинное отношение дьяка к унии выдавали его рассуждения о том, что избранию Батория препятствует его незнатное происхождение.
В отличие от худородного дьяка бояр Шуйских вполне устраивала кандидатура Батория. Посольский приказ должен был квалифицировать происки Годуновых в пользу австрийского претендента на московский трон как «измену» и «злодейство». Такой же «изменой» были интриги Шуйских и их приверженцев в пользу польского короля. Но с того момента, как Баторий начал готовить вторжение в Россию, деятельность пропольской партии приобрела зловещий характер. Война грозила неисчислимыми бедствиями разоренной стране. Москва спешно готовилась к отражению вражеского нашествия. В такой обстановке правитель решил разделаться с боярской оппозицией.
Литовский воевода С. Пац в письме к Радзивиллу от 1 января 1587 г. сообщил, что Борис Годунов в присутствии царя и думы обвинил «младшего» Шуйского в том, что тот тайно, под видом охоты, ездил на границу и вступил в соглашение с литовскими панами. Шуйскому удалось оправдаться, но разбирательство в думе будто бы закончилось дракой, в которой Годунов и Шуйский поранили друг друга[124]. Приведенное известие требует строгой проверки. Насколько компетентным в русских делах был автор письма? Чтобы ответить на этот вопрос, надо иметь в виду, что Станислав Пац служил воеводой в пограничной крепости Витебск, которая была одним из основных центров сбора разведывательных данных о России. Он постоянно направлял за рубеж лазутчиков и допрашивал купцов и перебежчиков. Свое письмо Пац адресовал одному из руководителей Литовской рады. Литовцы располагали реальными возможностями для получения информации из России, и поэтому их сообщения нельзя считать полностью недостоверными.
Литовские сведения можно сопоставить с австрийскими донесениями, более надежными по своему характеру. Австрийский посол Н. Варкоч в своем отчете приводит официальную версию опалы на Шуйских, услышанную им из уст самого Годунова: «…душеприказчики (Шуйские. — Р. С.) хотели, по словам Бориса, тайно сговориться с Польшей и включить Россию в ее состав. Вообще есть основания предполагать, что это вовсе не выдумки, так как душеприказчики приобрели себе много тайных сообщников, особенно из горожан и купцов, для того чтобы внезапно напасть на Бориса и всех, кто стоит им поперек дороги, убрать, а в дальнейшем править по своей воле»[125].
Версия боярского заговора против Годунова получила отражение и в мемуарах Д. Горсея. По словам англичанина, правитель знал о замыслах дворян-заговорщиков, но был не в состоянии им помешать и только окружил себя хорошей стражей[126].
Годунов не решился первым нанести удар и выжидал, когда заговорщики перейдут к открытым действиям. Судя по литовским известиям, развязка наступила в самом конце 1586 г. 1 января 1587 г. С. Пац сообщил К. Радзивиллу, будто Шуйский после раздора в думе напал на двор Годунова, но тот, обороняясь, побил более 800 человек. Спустя три дня С. Пац получил из России сведения о том, что Андрей Шуйский вступил в сговор со вторым правителем, А. Я. Щелкаловым, и мятеж увенчался полным успехом: заговорщики якобы убили Бориса Годунова и еще одного великого боярина[127]. Литовцы, сочувствуя Шуйским, давно ждали известий об их успехе и поэтому легко поверили тому, что Годунов погиб, а Щелкалов примкнул к его противникам. Московские новости обросли фантастическими подробностями, пока путешествовали от столицы до кордона. Молва, по-видимому, невероятно преувеличила число жертв вооруженного столкновения у стен годуновского двора. Однако сопоставление литовских донесений с московскими источниками не дает основания считать их сплошным вымыслом. В те самые дни, когда сведения о московских происшествиях дошли до Литвы по разведывательным каналам, Посольский приказ выступил с официальным разъяснением. Прибывшие в Литву царские послы объявили, что боярин Андрей Шуйский, «который к бездельником приставал», сослан в деревню, а «с ним вместе поворовали были, не в свойское дело вступилися, к бездельником пристали» московские торговые мужики[128]. Разъяснения Посольского приказа совпадают с информацией австрийского посла, согласно которой Шуйские имели много сообщников среди горожан и купцов и готовили внезапное нападение на Бориса.
122
124
Письмо помечено 1 января 1586 г. Но эту дату следует признать опиской, так как в письме упомянуто о недавней смерти Батория в декабре 1586 г. (Краков. Архив Радзивиллов, V, № 11223). Текст письма разыскан в архиве Б. Н. Флорей.
127
Archiwum glowny Akt Dawnych w Warszawie. Archiwum Radziwillow. dz. V, N 11223. Приношу глубокую благодарность Б. Н. Флоре за сообщение текста писем С. Паца, Л. Сапеги и А. Бараковского.