Мне почему-то расхотелось умываться в присутствии постороннего, и видимо, решив подумать, что же предпринять в такой ситуации и подождать пока незваный гость покинет ванну, я закрыл дверь и направился на кухню попить воды. Сделав шаг-другой в выбранном направлении, я проснулся.
Первым делом, надев шлёпанцы, я шустро, разминаясь на ходу после крепкого сна, заковылял проверять ванну на наличие всего подозрительного. Включил свет, открыл дверь – всё было в порядке. Ванна оказалась абсолютно сухая, воду в ней за последние несколько часов ни кто не наливал.
Утро началось: туалет, умывальник, быстрая гимнастика (она, в общем, помогла моментально забыть всё недавно увиденное во сне, дабы не перемалывать за приёмом пищи кого, куда положили), потом на кухне пол-литровая чашка чая с двумя – тремя бутербродами, быстрое мытьё посуды.
Завершив все утренние процедуры, я направился в свою комнату за письменный стол, открыл свой блокнот, снял телефонную трубку и начал дозваниваться-договариваться на предмет предстоящей фотосъёмки. Поскольку всё зависело от волеизъявления моего оппонента, то мне оставалось довольствоваться тем временем, на которое меня пригласят для предстоящей фотосъёмки. На один день я никогда не планировал больше двух встреч или мест съёмки, просто это было не реально осуществить без автомобиля. Да здесь не в машине дело, а в «окнах» неминуемо появлявшихся между рандеву и в вынужденной спешке – побыстрее закончить встречу и бежать на другую. А это всегда чувствуется противоположной стороной, которая всегда в глубине души полагает, что заслуживает большего внимания. Поэтому, чтобы всё выглядело на картинке и в прозе так, как надо: всегда оставалась идеальным одна съёмка в день.
С кем-то созваниваясь, о чём-то договариваясь, что-то планируя, я не заметил, сколько на то ушло времени. И вот около 12 часов дня мой телефон зазвонил. Я быстро снял трубку, полагая, что кто-то из моих деловых оппонентов переиграл своё расписание и в свободное «окно» готов меня принять и даже что-то рассказать. Но вместо того что мне хотелось услышать, я услышал в трубке полушутливый голос Димы Никитина, который как-то полусерьёзно произнёс: «Сегодня Старик умер». Поскольку «Старик» - это общепринятое обращение к своему старому другу, мне было сразу понятно о ком идёт речь. И то, каким полуигривым тоном была произнесена эта фраза, было не понятно, толи серьёзно говорит человек, то ли шутит. Мне захотелось, чтобы он уточнил, кого именно он подразумевает под этим «стариком».
«Старик один» – ответил он, - Кудяков. От этих слов мне стало не по себе, но всё равно из-за интонации, сказанной об этом, я не мог поверить, что это так. Через какое-то время, ушедшее на осмысление услышанного и продолжительный перекур на балконе, мне было необходимо перепроверить эту информацию. У меня был записан телефон квартиры, которую они снимали вместе с Савенковым. Звоню. Трубку снимает Андрюха, по его голосу стало понятно, что что-то не так. Я сказал, что звонил Никитин и сообщил то, во что мне не хочется верить. «Всё оно так - ответил Андрей – Всю ночь коньяк, а под утро полез в ванну с холодной водой, что бы побыстрей прийти в норму и с трезвой головой поехать на встречу, но так в ванной и остался». Дальше Андрей назвал имена двух девчонок, с которыми Сашка провёл свою последнюю ночь и которые через сорок минут его отсутствия забеспокоились, почему так долго принимается холодная ванна. На стуки в дверь ни кто не отвечал и дверь не открывалась, потому что была закрыта изнутри на шпингалет. Первая сбегала в гостиную за второй, затем с кухни через световое окно заглянули в ванну – увидели лежащего в ней Сашку, голова находилась над водой. Та, что посообразительнее разыскала кухонный топорик и им стала прорубать отверстие в двери, чтобы можно было, просунув руку отодвинуть шпингалет и открыть дверь. Тогда им думалось, что ещё можно успеть помочь, но забежав в ванну, стало понятно, что уже всё – Сашка готов.
«Ты не один, кто не поверил в это – сказал по телефону Андрей – только что уехал Дибров, приезжавший удостовериться как это произошло. Так что обзвони кого знаешь и сообщи им; о всём остальном, как станет известно созвонимся» – этими словами Андрей Савенков завершил нашу телефонную беседу.
Сон мне приснился через пару часов после того как в ванной, наполненной холодной водой закончил свой земной путь Сашка Кудяков, ему было только 30 лет и он торопился жить, будто боялся что-то не успеть сделать. К этому моменту у него за плечами были: суворовское училище, не законченное военное училище, срочная служба в армии, череда из нескольких институтов, хорошее владение французским языком, поступление по призванию на журфак МГУ. Когда я увидел фотографии Сашки на рабочем месте оператора, на «Североникеле» мне стало как-то очень смешно, это всё равно, как если бы Ален Делон заговорил бы по-грузински. Просто у каждого свой Путь и своё место в жизни, которому он соответствует, а вся остальная чехарда из огромного количества мест работы - это лишь ступеньки в творческом самовыражении и движении вперёд к вершинам мастерства на выбранном поприще.
Но во сне, в ванной лежал не Кудяков, а Гамсахурдиа. И произнесённая им фраза остаётся до сих пор загадкой. А вот ответ на подобную загадку я уже встречал, чуть раньше, шел 1992-й год. Вот как это было.
Наш год (1966-й) уходил в армию в 1984-м. Время это было не спокойное. Война в Афгане, дедовщина и бардак во всех войсках и подразделениях, вызывающих высокую смертность в мирное время; кормёшка плохая, в основном пиздюлями первые полгода «службы». Поэтому уважающие себя родители, имеющие связи и наличие больших денег, предпочитали устраивать своих отпрысков, поближе к отчиму дому и по возможности носить им домашние харчи, словно передачки в тюремное окошко.
Начало 80-х годов было очень интересной вехой в молодёжной среде: время первых дискотек и самиздатовской литературы, паломничества в театры, кинотеатры, полуподпольные концерты запрещённых цензурой исполнителей в ресторанах. Всё говорило о свободе, всё бурлило свободой, все жаждали свободы. И поскольку единственным местом общения открытым текстом были тесные компании, то естественно такое общение никогда не проходило «на сухую». Количество выпитого измерялось уже ящиками, что поделаешь - дух времени, жажда перемен, потребность в общении.
Наши пять жилых коробок образуют внутри себя жилой двор, посреди которого разместился детский сад с наличием большого количества веранд, у каждой детсадовской группы она своя. После 8 часов вечера, летом, эти веранды заполнялись детьми уже более старшего возраста. Деление по группам соблюдалось так же строго, как и в детском саду. У всех свои интересы и мнения, свои взгляды на происходящее в мире, стране, городе и наконец, во дворе и в семье своего соседа. Золотое правило: «Со своим уставом в чужой монастырь не лезь» соблюдалось строго, любители навязать свое мнение чужому коллективу очень часто вразумлялись всем «инакомыслящим» коллективом. После «наставления» на путь истинный «заблудшая овца» собирала всю свою отару и начиналась процедура выяснения отношений. Иногда переходящая в коллективный мордобой с применением подручных средств и предметов. Жильцы близлежащих домов звонили по 02, из ближайшего отделения милиции мчалась машина с мигалкой и сиреной, звуки которой разносились акустическими особенностями бетонных домов и, заслышав которую все бежали врассыпную, как тараканы. Милицейский наряд важно посещал территорию детского садика и осматривал крепко спящих на лавочках. Кто не мажахал вообще – тех забирали с собой, кто подавал признаки разумной речи – тот оплачивал «сервис» на месте.