Описанный Энгельсом тип товарищеских отношений действительно стягивал людей в самобытный русский народ, «созидал» его, воспроизводил его в каждом новом поколении. В свою очередь, русский народ, выражаясь словами A.C. Панарина, «оказывается хранителем общинного сознания в эпоху, когда общинность репрессирована политически, экономически и идеологически. В этом смысле народ оказался великим подпольщиком современного гражданского общества» [59, с. 241].
Немецкие социал-демократы 20-х годов XX века также отвергали российские преобразования, в которых социальным субъектом выступало крестьянство, они видели в этом след Бакунина и народников. Видный социал-демократ Г. Штребель писал в 1921 г.: «Если большевики и воображали, что русских крестьян можно… завоевать на сторону коммунизма и коммунистического способа производства, то они лишь доказывали вновь, что они обретаются в плену типичных представлений старого русского революционизма, которые составляют специфическую сущность бакунизма» (цит. в докладе Н.И. Бухарина в 1926 г. [64]).
Запад приветствовал реформы Горбачева и Ельцина, которые ставили целью сломать в России общинные отношения, переживавшие кризис модернизации, и сменить «цивилизационный код» России посредством радикальной вестернизации. Эти реформы, нанеся стране тяжелые травмы, забуксовали, что вызвало на Западе новый приступ русофобии.
A.C. Панарин пишет: «Современный «цивилизованный Запад» после своей победы над коммунизмом открыл «русское народное подполье», стоящее за коммунизмом и втайне питавшее его потенциалом скрытой общинности… В тайных нишах народной общинности находил укрытие жизненный мир с его до сих пор скрытыми законами, может быть, в принципе не переводимыми на язык прогрессизма» [59, с. 243].
Русская революция: первая попытка конвергенции с Западом
Первым революционным движением в России, которое имело связный проект переустройства общества и государства, были декабристы. Их идеалы были сформированы под влиянием французского Просвещения и его русских последователей. Образ благой жизни сложился у них в результате близкого знакомства с Западной Европой и общения с западной интеллектуальной элитой (в частности, через политическое масонство, активное в России с конца XVIII века). Не имея широкой социальной базы и традиций политической оппозиции, декабристы пошли по пути организации военного заговора («военной революции») и были разгромлены.
Однако «из искры возгорелось пламя». Революционные демократы 30–50-х годов уже вели теоретическую работу и борьбу на идейном фронте. Революционная литература (в эмиграции и в подполье) и близкая к ней публицистика формировали весьма широкий слой политических сторонников. Образцы для революционной мысли брались в основном с Запада. А.И. Герцен, М.А. Бакунин и Н.Г. Чернышевский начинали как радикальные западники. Хотя затем они вступили в острую дискуссию с западными революционными идеологами и мыслителями (как, например, Бакунин в полемике с Марксом), их проекты оставались в рамках парадигмы Просвещения.
Входе реформы 1861 г. революционное и оппозиционное движение в России разделилось на две принципиально различные ветви. Либеральная часть западников разрабатывала радикальный проект переустройства России по западным канонам. Другая часть выдвинула концепцию «русского общинного социализма»— в основном исходя из собственного анализа национальных укладов хозяйства и быта в России. Это был проект народников. В ряде отношений к нему был близок проект анархистов, которые первоначально и 8ышли из среды народников.
Таким образом, русское революционное движение пошло по двум несовместимым траекториям, хотя движение по ним сопровождалось непрерывным диалогом, перетоком людей и временными союзами. Проект народников стимулировал развитие цивилизационного подхода к истории, основы которого заложил идеолог неославянофильства Н.Я. Данилевский.