«Женщина-нигилистка вреднее женщины открыто дурного поведения, — сказано было в записке графа Шувалова, — эта падает в разврат часто вследствие нужды, сознаёт, что она распутна, из жизни своей не делает пропаганды; напротив того, в ней проявляется стремление выйти из своего позорного положения; тогда как другая гордится распущенностью своих убеждений, как бы драпируется в своё учение и проповедует его везде и всякому, доказывая, что оно единственно истинное, правдивое и очищенное от предрассудков. Там — просто разврат, а здесь — философия разврата…»[286].
И хотя автора этого документа можно легко упрекнуть как в вульгарном социологизме, так и в традиционном мужском шовинизме, мы видим, что жандармы точно диагностировали проблему. Итак, и граф Шувалов, и граф Толстой в одно и то же время и независимо друг от друга сформулировали мужской взгляд на женский вопрос. Они исходили из презумпции незыблемости верховенства мужчины как в семье, так и в обществе. И тот и другой признавали наличие в России женского вопроса и не видели реальных путей его решения в обозримом будущем. Женщине отводилась роль пассивного объекта, ей решительно отказывалось в праве быть суверенным субъектом. Женщина не рассматривалась как полноправный участник возможного диалога по вопросу, который её непосредственно касался. Шеф жандармов трактовал эмансипированную женщину как объект полицейского надзора, ибо женская эмансипация была для графа Шувалова разновидностью своеволия. А великий писатель намеревался представить героиню своего будущего романа как существо страдательное, пассивное, достойное сожаления. И граф Шувалов, и граф Толстой исходили из аксиомы, что инициатива в решении этого наболевшего вопроса всё еще находится в руках мужчин, — и ни тот ни другой не предполагали, что одновременно с ними, мужчинами, своё видение проблемы не только сформулирует, но и ухитрится донести до сведения читателей сама женщина. Каким бы отталкивающим ни был образ нигилистки, созданный сотрудниками III Отделения, секретный отчет предназначался для сведения только одного человека — государя императора Александра II. Эмансипированная женщина поступила иначе. Она обратилась к городу и миру. В том же 1870 году в легальной печати был опубликован женский взгляд на эмансипацию женщин. В Петербурге был издан трактат Джона Стюарта Милля «Подчиненность женщин». Предисловие к русскому переводу трактата написала Мария Константиновна Цебрикова (1835–1917). Она была признанным литературным критиком, педагогом, публицистом, детским писателем и редактором. Мария Константиновна обладала сильной волей и незаурядным гражданским мужеством. Современники не только читали, но и почитали ее. Достаточно познакомиться с этим предисловием, чтобы понять, за что современники так уважали госпожу Цебрикову.
«Ни один из вопросов не бывал встречен таким бессмысленным глумлением и ожесточенной враждой, не бывал так извращен непониманием, тупоумием или злонамеренной клеветой, как женский вопрос, потому что ни один вопрос не идет так вразрез всем предрассудкам и привычкам тех, которые забрали у них то, что каждый из них, самый последний идиот, самый отъявленный негодяй, привык считать своей неотъемлемой собственностью, — женщину, над которой закон и обычай поставил его бесконтрольным, безапелляционным властелином. Ни один вопрос не колеблет так глубоко веками освещенных основ общественного быта. <…> Так называемый женский вопрос есть вопрос о правоспособности и освобождении целой половины человечества и, следовательно, вопрос о разумном устройстве жизни всего человечества»[287].
286
Воспоминания генерал-фельдмаршала графа Дмитрия Алексеевича Милютина. 1868 — начало 1873 / Под ред. Л.Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2006. С. 357.
287
Цит. по: Пиетров-Энкер Б. «Новые люди» России: Развитие женского движения от истоков до Октябрьской революции. С. 223.