«Следует наказать нас: пошли хулы на Бога и дела Его гласные. Некто писала мне, что в какой-то газете «Свет» № 88 напечатаны хулы на Божию Матерь. Матерь Божия отвратилась от нас; ради Ее и Сын Божий, а Его ради Бог Отец и Дух Божий. Кто же за нас, когда Бог против нас? — Увы!» 19
Преосвященный Аверкий (Таушев, 19.10.1906 — 31.3/13.4. 1976), архиепископ Сиракузский и Троицкий, толкуя слова святителя Феофана Затворника, писал (1964): «Святитель, как мы видим, резко осуждает наше неразумное увлечение <...> полуязы-ческой западной культурой, и в особенности французоманию, доходившую до презрения к своему родному языку и замены его французским. И это страшное, можно сказать, стихийное нашествие на нас французов и с ними других европейских народов («двадесяти язык») в 1812 году было, по мысли святителя Феофана, ничем иным, как целительным средством, которое употребил Господь для того, чтобы мы прозрели и воочию увидели чего стоит эта мнимая западная культура. Когда в Отечественную войну французы, столь обаятельные и галантные в светских салонах, обнаружили все свое внутреннее безстыдство, «буйство» и «зверонравность», храмы Божии не постыдились обратить в конюшни и надругались над нашими святынями, тогда только познали мы истинную цену той лже-культуры, которой так безрассудно прежде увлекались. В итоге Отечественной войны мы, казалось, радикально излечились от «французской жизни»: «покаялась тогда Россия», говорит святитель Феофан, «и Бог помиловал ее» 20.
С. А. Нилус (1862-1929), русский духовный писатель (26 марта 1909 г.): «Был у меня один приятель. В дни своей молодости (теперь ему лет семьдесят), стало быть, лет 35-40 назад, был он товарищем прокурора по Елатомскому и Темниковскому уездам Тамбовской губернии. Глухие в то время это были места: леса дремучие, пески сыпучие — старая, простая, безхитростная Русь, богатая еще от века нетронутыми дарами Всевышнего, богатая зверем, птицей, рыбою и почти библейской простотой сердца, языка и нравов. Лесу была уйма, хотя не было еще лесоохранительных комитетов и в помине. Но и лесопромышленников тогда в тех местах еще не было...
Было дело это зимой. В одном из глухих лесных поселков задержала на ночлег моего приятеля внезапно разыгравшаяся лютая вьюга. Попросился он ночевать в первую попавшуюся избу, — избы в тех благословенных местах хорошие, просторные, — и, поужинав чем Бог послал, стал располагаться на ночлег в отведенной ему горнице. Смотрит, а с печки высунулась и глядит на него старая, седая, лохматая голова, да такая старая, что седины ее уж не белыми кажутся, а в зелень ударяют.
—Дедушка! — окликнул его мой приятель, — сколько лет тебе?
— Ась?
— Годов тебе много ль?
— А кто ж их знает? Должно, много.
— Француза, небось, помнишь?
— Хранцуза-то? Помню, как не помнить!
— Что же ты помнишь?
— И хранцуза с Наплюйоном помню, как ен при Царе Александре приходил со всей нечистой силой. Ведь, Наплюйон-то, сам ведаешь, антихрист был.
— Ну какой там антихрист! — возразил приятель.
— Верно тебе говорю: антихрист. Только ему тогда всех сроков еще не вышло, оттого и не одолеть было ему нашего Царя Ляксандра. А все ж дошел ен до самого Пинтенбурха и Царя нашего окружил со своими нечистиками со всех сторон.
— Ну что ты говоришь, дедушка? Наполеон дальше Москвы не пошел. Москву он сжег, это правда, но до Петербурга и до Царя он не доходил.
— А я тебе говорю — дошел и со всех сторон Царя Ляксандру окружил так, что ни к нему пройтить, ни от него проехать никак нельзя было, и подвозу, значит, к Царю никакой провизии не стало. Вот тут-то и стало жутко царским енералам, и стали просить они Царя Ляксандру, чтобы ен скореича отписал на Тихий Дон к казакам, к ихнему атаману, Платову. И написал Царь на Тихий Дон, к храброму атаману Платову такое слово: «Храбрый атаман ты мой Платов и храбрые мои казаченьки! Подшел к Пинтенбурху нечестивый Наплюйон с хранцузом и со всякой нечистью и окружил ен меня с моими енералами со всех четырех сторон. И не стало ко мне никакого подвозу: ни круп, ни муки у меня нетути, и вошь меня заела. Приходи, выручай меня со своими казаченьками». — Написал Царь письмо и отправил его на Тихий Дон с верным человеком. Ну, и пришел, значит, к Царю храбрый атаман Платов со своими казачатами и отправил в тартарары и Наплюйона, и хранцуза, и всю ихнюю нечисть, а Царя с енералами освободил; Царя накормил, а вошь с него всю посчистил. <...>
Глас народа — глас Божий!..
Не так прост и невежественен был тот старичок с бородой в пра-зелень, который утверждал, что «Наплюйон» был «антихрист», которому «сроков тогда еще не вышло». Но что Наполеон, действительно, готовился сознательно и сам, и что его готовил сатана в антихристы, тому в истории Наполеона указаний много, но, к сожалению, никому из историков его эпохи не приходило в голову рассматривать его жизнь и деяния под этим углом зрения. А следовало бы, особенно в наши дни, такие схожие с тем временем, когда подготовлялась в норах и подпольях королевской Франции и международного «гетто» так называемая «великая» французская революция, породившая Наполеона. <...> Попутно вспомним, что и Сам глава Российской Церкви, Св. Синод, в послании своем по случаю вступления Наполеона в 1812-м году в пределы России, именовал его антихристом»21.