Пусть читатель извинит за то, что приходится так обильно цитировать протокол. Но это первое дело очень важно. Уже здесь есть приметы «почерка» Михасевича. В частности, снятая с жертвы обувь. Почему он их разувал? Неизвестно. Но с большинства трупов были сняты туфли, сапоги, босоножки…
Это первое дело снова и снова возвращает нас к протоколам допросов, в которых Михасевич все подробней и подробней рассказывает о причинах, толкнувших его на убийство.
«В ночь на 14 мая 1971 года я как раз приехал из Витебска в Полоцк поздно, и автобусов в сторону Ист, где жили мои родители, не было. Тогда у меня было тяжелое состояние из-за того, что я порвал отношения со своей любимой девушкой Леной, я очень переживал это и даже хотел покончить жизнь самоубийством, для чего срезал в Полоцке бельевую веревку. С таким намерением я и пошел из Полоцка в ту ночь пешком в направлении деревни Экимань. Когда я проходил мимо фруктового сада, мне попалась навстречу девушка. Когда я ее увидел, то у меня тогда впервые и возникла мысль задушить ее».
Вот тебе и причина: не было автобуса, попалась девушка — почему бы ее не задушить? Оставим в стороне Лену, на которую Михасевич пытается свалить вину за свои людоедские наклонности: ее отношения с Геннадием были разорваны задолго до этого, еще летом 1970 года.
А истинные мотивы несколько другие… По данным протокола осмотра трупа, убийство это сопровождалось изнасилованием, что Михасевич отрицал. Но не мог объяснить, почему убитая оказалась раздетой. «Может быть, одежда сбилась, когда я ее тащил?» Но это предположение опровергается заключением судебно-медицинской экспертизы.
И это обнажение тела в дальнейшем тоже повторится.
Второй жертве повезло: она осталась жива.
«29 октября 1971 года, в пятницу, на окраине Витебска за керамзитовым заводом на меня совершил нападение неизвестный мужчина. Внешность преступника я не рассмотрела. Он молодой, рост выше среднего, одет в серое пальто. Сначала он обогнал меня и прошел вперед, потом пошел навстречу. Поравнявшись со мной, остановился, спросил, который час. Я наклонилась, чтобы посмотреть на часы, и почувствовала, что у меня на шее оказалась веревка, которую преступник стал затягивать. Я успела рукой перехватить ее изнутри и не давала затянуть петлю. Преступник одной рукой удерживал шнур, но затянуть не мог, второй рукой закрывал мне нос. Мне попали в рот его пальцы, и я их кусала. В ходе борьбы я упала лицом вниз. Он продолжал меня давить. Я кричала. Преступник неожиданно оставил меня и убежал. Оказалось, что мои крики услышали школьники и бежали с фонариком ко мне». Эта женщина — единственная уцелевшая из всех жертв Михасевича. И спасло ее не только активное сопротивление, но и счастливая случайность.
Эх, если бы тогда, в октябре семьдесят первого, удалось схватить маньяка! И все, казалось бы, складывалось удачно. Школьники, те самые, услышав женский крик, от страха громко запели, чем, по-видимому, и спугнули преступника. А когда пошли дальше, увидели, что навстречу бежит высокий мужчина в пальто… Как потом стало известно, это и был Михасевич. А за несколько минут до нападения видели на железнодорожном мосту над Сурожским шоссе неизвестного, по приметам схожего с Михасевичем. Наконец, в руках у следствия была неоценимая улика — веревка, и на одном конце ее была завязана петля, точно такая же, как и та, которой позже будет удавлена еще одна жертва. И наконец — на той, первой веревке была обнаружена кровь первой группы, которая не могла принадлежать жертве, но вполне могла принадлежать укушенному ею насильнику.
Но тогда Михасевича не поймали. И его кровавый след растянулся еще на долгих четырнадцать лет.
«В то время у меня возникало желание напасть на какую-либо женщину, чтобы ее задушить. Поэтому, когда я бывал в Витебске, то ездил по его окраинам, где и нападал на первых попавшихся мне женщин, после чего я испытывал большое облегчение. Мое состояние и настроение от этого сразу улучшалось». Это, как следует из текста, откровения самого убийцы.
Следующую жертву К. он задушил в тот же день, когда «не получилось» с предыдущей. Вернулся на автобусе в Витебск, сел на другой. Когда автобус где-то остановился, он пошел следом за новой девушкой. Место это называется Новый поселок. Спустя почти пятнадцать лет Михасевич с точностью укажет ельник, где происходили жуткие подробности, несмотря на то что вместо пешеходной дорожки там уже появилась асфальтированная дорога, помещение автобусной кассы вместо деревянного стало кирпичным, а ельник заметно вырос…
«Утром 30 октября 1971 года в ельнике, в 12 метрах от грунтовой дороги, которая вела из поселка Руба к поселку Новый, был обнаружен труп гражданки К., который находился в положении сидя под елкой, опираясь спиной на ее ветку. В рот трупа был вставлен кляп из части шарфа потерпевшей».
Заключение судебно-медицинской экспертизы: смерть наступила от механической асфиксии, вследствие закрытия дыхательных путей кляпом. Отмечались также ссадины и кровоподтеки на лице и шее — они могли образоваться, когда маньяк закрывал жертве нос и сдавливал шею.
Ну, а он, разумеется, «почувствовал от этого облегчение».
С небольшими временными интервалами и почти на одном и том же месте Михасевич еще несколько раз «облегчался». На окраине Витебска, вблизи района Лучеса, 15 апреля 1972 года он оставил мертвой и изнасилованной С., 30 июля того же года — Е., 11 апреля 1973 года — Г. Место это, видно, так полюбилось ему, что он вернулся туда еще раз, позже, спустя много лет.
Но пока что в жизни нашего «героя» происходят перемены. В семьдесят третьем он заканчивает Городокский техникум, возвращается в родную деревню Ист и начинает работать в совхозе «Дисненский». Поэтому пока что жители и особенно жительницы Витебска и Витебского района могли спать спокойно. Зато в Полоцке, куда с 1975 года зачастил Михасевич, началась кровавая вакханалия…
17 мая около деревни Зуи он задушил Х. — «она была, наверное, моложе всех моих жертв».
28 сентября среди бела дня возле полевой дороги, ведущей от шоссе Полоцк — Глубокое к деревне Нача, погибла Л.
«На этой дорожке я встретил женщину лет двадцати пяти. Она шла от автобусной остановки, в руках у нее была сумка. Я стал душить ее руками за шею, женщина сопротивлялась. Я ее задушил и оставил лежащей на земле. Отойдя от нее, повернулся, увидел, что она поднимается. Когда она сопротивлялась, упала ее сумка и выпало все, что в ней было. Я схватил… ножницы и стал наносить женщине удары, бил куда придется, и не один раз».
Объяснение своим действиям Михасевич дал вполне резонное: «Давить руками я мог только однократно». Поэтому потом в ход пошла палка, а за ней и ножницы.
С 28 апреля 1976 года Михасевич стал работать в племсовхозе «Двина» Полоцкого района в должности мастера-наладчика и в мае переехал с семьей — к тому времени он обзавелся собственной семьей — в деревню Солоники, километрах в трех от Полоцка. Соответственно, и место его «успокоения и облегчения» передвинулось. Теперь он облюбовал участок между Полоцком и Новополоцком, вблизи деревень Коптево, Ропно и Перханщина.
«Там я удушил четырех женщин. В тот район я специально приезжал и сходил на автобусной остановке, чтобы потом подкараулить какую-нибудь женщину. Туда без затруднений можно проехать и уехать на автобусе. Когда у меня удачно произошло первое удушение, я посчитал это место вполне подходящим и меня влекло туда».