Акция на Котляковском кладбище была направлена прежде всего на устрашение. Она не просто ликвидировала руководство одного из фондов во главе с Трахировым, но еще и должна была запугать всех, кто пожелает докопаться до правды. Ведь очень солидные люди из числа «неприкасаемых» не хотят, чтобы в связи с афганскими льготами внимание было привлечено к их именам и деньгам.
А уж такие «детали», как кощунственное осквернение могилы и гора трупов после взрыва, это уже мелочи для больших людей и их больших денег.
Еще один отголосок страшного взрыва. В служебном кабинете председателя пермского отделения фонда инвалидов войны в Афганистане Николая Светушкова была обнаружена граната Ф-1, установленная на растяжке в оконном проеме. Она должна была взорваться, когда откроют окно. Но специалисты областного управления предотвратили беду. По словам ответственного работника Пермского УВД Виктора Руснакова, несостоявшееся покушение на Светушкова может иметь непосредственную связь с террористическим актом на Котляковском кладбище в Москве, в результате которого погибло практически все руководство фонда. Кстати, Николай не присутствовал в тот трагический день на столичном кладбище по весьма прозаической причине: телеграмма с приглашением опоздала в Пермь…
Ребята, выжившие в Афганистане, гибнут после войны. И, как тогда, мы задаем себе тот же вопрос: из-за кого?
Расследование трагедии на кладбище начали по горячим следам. Уж слишком широк был резонанс. Уже в первые часы после взрыва работал специальный штаб, были подключены эксперты. Сразу же составили фоторобот преступника, есть подозреваемые. Плюс десятки очевидцев, снимки и видеокассета, на которую снималась вся церемония поминок по Михаилу Лиходею, погибшему два года назад. Может быть, может быть…
Последние несколько лет прошли под знаком особо громких, словно бы демонстративных убийств. Сентябрь 1990-го — убит отец Александр Мень. Октябрь 1994-го — взорван журналист Дмитрий Холодов. Март 1995-го — погиб Владислав Листьев… Серия покушений и смертей, о которых упомянуто в этой книге, стоит в том же ряду. Один перечень уже слишком велик. Но общее одно: ни одно из преступлений так и не раскрыто. Почему?
Вот мнение старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Бориса Уварова:
«Чтобы раскрыть преступление на Котляковском кладбище, необходимо прежде всего время, такие шансы есть. Есть зацепки, есть оперативные данные. У нас теперь все чаще повторяют, что подобные преступления, особенно заказные убийства, по роковому стечению обстоятельств не раскрываются вообще. Но это не совсем правда. Помните, какой резонанс вызвало убийство депутата Государственной Думы от Химкинского округа? Несмотря ни на что, оно в конце концов было раскрыто, кстати, я тоже принимал участие в работе над ним. А нераскрытых, конечно, значительно больше. Давайте с холодной головой порассуждаем на эту тему. Таких преступлений Россия раньше вообще не знала. Если в Союзе в былые времена по всем республикам фиксировалось за год около 14 тысяч убийств (заметим, слова «заказных» и вовсе не слышали), то сейчас только в одной России в год более 35 тысяч убийств. Мы уже перегнали Америку, которая казалась исчадием ада, — там 22 тысячи убийств в год. Но не сегодня и не мной придумано: раскрываемость преступлений напрямую связана с количеством капиталовложений в правоохранительную систему. Российская преступность изменила свой характер, равняется на мировые «образцы». Но если спросить, сколько средств тратят на борьбу с преступностью, например, в США, и сравнить наши траты — большая разница… Идет борьба за собственность, а в этой борьбе, как показывает практика, люди идут на все. Мы поменяли строй, но не поменяли подход государства к борьбе с преступностью. Не хотелось бы предрекать, но надо быть готовыми к подобным эксцессам — передел не закончен».
А вот что говорит известный сыщик Александр Гуров, которому в недавнем прошлом приходилось самому работать по многим тяжким преступлениям:
«Почти каждое из нашумевших в последнее время преступлений, уверен, могло бы быть раскрыто. Но что-то сдерживает. Возможно, кому-то невыгодно, чтобы подробности выплыли наружу, кто-то страдает за «престиж отечества», кто-то еще за что-то. Но не менее страшно то, что в обществе уже выработали привычку, никто почти не возмущается. Мотивы и причины преступления известны, известен даже круг — где искать. Но все дело в том, что в этих разборках участвуют не мелкие люди, не простые обыватели. Это — разборки в высших сферах. И никто в этих сферах не хочет, чтобы подобные преступления были раскрыты. А из трагедии на Котляковском кладбище нужно сделать прежде всего конкретные выводы: принять решение не только по подобным фондам, но и в принципе. Надо пресечь распыление средств по чужим карманам — денежный ручей должен течь только в закрома государства, а не распыляться призрачными льготами…»
Какой бы крутой ни была акция, она всегда и везде предпочитает «беззаявочный материал» — то есть скрытые преступления, жертвы которого не побегут жаловаться в милицию. Именно этим, а не извращенной жестокостью объясняются дикие, на наш взгляд, методы, когда трупы утепляют, закатывают в асфальт, в бетон, расчленяют или растворяют в кислоте. Это чтобы никто не нашел тело.
Самые же профессиональные ликвидации вообще следует искать в статистике несчастных случаев — автокатастрофы типа «пьяный за рулем», бытовые поражения электротоком или переломы основания черепа в ванной. К этому же разделу «искусства убийства» относятся инсценированные самоубийства. На явные же, открытые ликвидации идут лишь тогда, когда нет возможности иначе убрать ненужного, мешающего человека. Например, когда жертву охраняют. И еще одно: убирают человека не за то, что он сделал или сказал, а за то, что он мог бы сделать или сказать, для пресечения будущих возможных шагов.
И все же киллеру не позавидуешь. Трудная работа, нервная. Это тебе не бандит, который живет легально, да еще и роскошествует, ни в чем себе не отказывает. С ликвидаторами дело обстоит иначе. Они должны быть надежно законспирированы. Никто и никогда не должен заподозрить в них убийцу. Это необходимое условие профессии. Нужно быть незаметным, неярким, легко растворяться в толпе. И еще — никто и никогда не должен связывать исполнителя ликвидации с заказчиком. Ну, излишне говорить о владении оружием. Это само собой разумеется. Не просто владение — виртуозное владение. Один из признаков профессионализма — брошенное на месте преступления оружие, потому что без него уходить легче. Контрольный выстрел в голову — из той же серии: чтобы жертва случайно не выжила. Случайностям в серьезном деле не место.
Из кого в основном вербуются киллеры? Это не всегда те люди, за плечами у которых опыт войны. Чаще всего ряды профессиональных убийц пополняют бывшие сотрудники спецподразделений правоохранительных органов и Министерства обороны. Самые же дорогие киллеры — бывшие мастера-биатлонисты, способные вести прицельный огонь по движущейся мишени. В последнее время наметилась тенденция привлекать к ликвидациям женщин и даже детей. По хладнокровию они ничуть не уступают взрослым мужчинам. И идеальны в смысле конспирации — от нежной красавицы или бойкого мальчишки никто не ждет пули в голову или ножа в сердце. И еще — этих исполнителей легче убирать, когда заканчивается «срок их годности».
А рано или поздно наступает момент, когда избавляются и от киллеров. По слухам, человек, расстрелявший в 1994 году «мерседес» Владимира Кумарина, чудом оставшегося в живых после множества операций и остановок сердца, после многодневной комы, так вот, этот человек уже покоится на дне одного из озер Ленинградской области.
Срок жизни киллера обратно пропорционален его известности. Например, как только Владимир Кривулин (кличка Людоед) получил достаточно ограниченную известность в Москве, он сам был уничтожен в марте 1993 года в своей же квартире. Любопытно, что на месте убийства исполнитель оставил… автомат. Этот характерный случай показывает, что от профессионала не защищен даже профессионал.