А что же мы слышим с экрана телевидения и почти из уст самого Министра? Что аптеки полны фальшивых лекарств, но с этим никто не борется, да и бороться нельзя — поэтому, дорогие россияне, будьте здоровы и не кашляйте. Если бы это было так, то это значило бы, что в стране орудует огромный преступный синдикат, включающий изготовителей фальсифицированных лекарств, директоров предприятий, предоставляющих им для прикрытия свою торговую марку, владельцев и служащих аптек, правоохранительные органы и самого Министра.
Отдавая себе полный отчет в масштабах поразившей Россию преступности и коррупции, надо все же сказать, что такая картина абсолютно нереальна. Нет в России такого гения организации, который мог бы создать банду с настолько сложной структурой.
Дело гораздо проще. Западные фармацевтические фирмы не жалеют денег на то, чтобы вытеснить с нашего рынка отечественные предприятия. Большинство наших лекарств в 90-е годы по качеству нисколько не уступало импортным, но стоили они примерно в десять раз дешевле. Как же их уничтожить? Если не скупиться на взятки, то можно найти и телевизионный канал, и покладистого ведущего, готовых состряпать фальшивку, порочащую одну из важнейших отраслей отечественного производства. И даже какого-нибудь министра пригласить, чтобы пробурчал два-три невразумительных слова — не нарушая Уголовного кодекса.
Эта фальсификация конечно, более безобидна, чем подделка лекарств, которая прямо ведет к смерти приболевших людей. Но не намного более безобидна. Она помогла уничтожить большую отрасль российской промышленности и лишила миллионы людей доступных лекарств нормального качества. Участие в таких акциях должностных лиц высшего ранга — угроза для России как целого.
Глава 6
Угроза разрушения институциональных матриц России
На стыке цивилизационного и институционального подходов сложился определенный взгляд на историю и современное состояние страны и общества — через изучение тех общественных институтов, на которых базируется жизнеустройство. Здесь возникло понятие институциональной матрицы. Институциональная матрица — это устойчивая, исторически сложившаяся система общественных институтов, регулирующих взаимосвязанное функционирование основных общественных сфер.[36] В наиболее обобщенном виде выделяют три сферы — экономическую, политическую и идеологическую.
Строго говоря, каждое общество имеет свой, только ему свойственный тип институциональных матриц — устойчивый, но и развивающийся профиль. Однако это множество разделяют на два класса, тяготеющие к двум разным «чистым» типам, которые называют Х и Y-матрицы (иногда, метафорически, их называют «Западная» и «Восточная» матрицы, хотя правильнее было бы сказать «Западная» и «Незападная»).
В чистом виде Y-матрица описывает идеальное «рыночное» общество, к которому ближе всего приближается тот «англо-саксонский» тип капитализма, что сложился в Голландии и Англии, был распространен кальвинистами в части Европы и в Южной Африке, а пуританами в США и Австралии. Эта матрица отражает цивилизационное ядро современного Запада. К нему примыкают более «мягкие» типы капитализма в его либеральной или социал-демократической версиях (Скандинавия, Германия, юг Европы, модернизированная часть Латинской Америки).
Х-матрицы отвечают незападным обществам (даже таким модернизированным, как Япония или Россия), в которых жизнеустройство складывалось согласно метафоре «семьи», под сильным влиянием общинной идеологии, коммунальной материально-технологической среды и патерналистского государства. Под этим углом зрения различия общественно-экономических формаций не являются определяющими, так что в одну категорию входят и японский или корейский «конфуцианский капитализм», и советский «социализм».
Английский либеральный философ Дж. Грей пишет на этот счет: «Рыночные институты вполне законно и неизбежно отличаются друг от друга в соответствии с различиями между национальными культурами тех народов, которые их практикуют. Единой или идеально-типической модели рыночных институтов не существует, а вместо этого есть разнообразие исторических форм, каждая из которых коренится в плодотворной почве культуры, присущей определенной общности. Рыночные институты, не отражающие национальную культуру или не соответствующие ей, не мoгут быть ни легитимными, ни стабильными: они либо видоизменятся, либо будут отвергнутыми теми народами, которым они навязаны» [2, с. 114].
Россия и в облике Российской империи, и в облике СССР, была обществом, где Х-матрица вызрела почти в чистом виде, представляя наглядную альтернативу жизнеустройству, отвечающему Y-матрице. В ходе экспансии западного капитализма в период империализма («второй волны» глобализации) было много попыток изменить институциональные матрицы зависимых стран по западному образцу. Ни одна из этих попыток не удалась — слабые культуры погибали, сильные закрывались культурными и политическими барьерами и вели «молекулярное» сопротивление или открытую борьбу под социалистическими или националистическими знаменами.
Кирдина цитирует слова основоположника неоинституционализма Дугласа Норта: «Наличие механизмов самоподдержания институциональной матрицы… свидетельствует о том, что, несмотря на непредсказуемость конкретных краткосрочных тенденций развития, общее направление развития в долгосрочной перспективе является более предсказуемым и с трудом поддается возвращению вспять» [1, с. 200].
Сегодня в России мы имеем более сложный случай: реформа означала не попытку возвращения вспять (к общинному землевладению или старообрядческому капитализму), а переделку Х-матрицы в Y. Какого же рода изменение в конкретных матрицах России предполагалось произвести в ходе реформы? Рассмотрим на материале изменения частных институциональных матриц — больших технико-социальных систем. Все они, как кусочки голограммы, несут образ общей институциональной матрицы общества.
Каждое общество строит свою техносферу под воздействием и природных условий, и культурных норм. Даже у двух обществ, принадлежащих к разным культурам и живущих в близких или одинаковых природных условиях, техносферы могут существенно отличаться. Заимствование и перенос технологий идут непрерывно, но они всегда сопряжены с большими трудностями и даже сопротивлением общества.
Сложившись в зависимости от природной среды, культуры данного общества и доступности ресурсов, большие технические системы действительно становятся матрицами, на которых воспроизводятся данное общество, народ и страна. Переплетаясь друг с другом, эти матрицы “держат” страну и задают то пространство, в котором страна существует и развивается. В каждой сфере общественной жизни матрицы непрерывно «штампуют» отношения людей по единому для всей страны типу — в главном. Это и обеспечивает связность страны и народа, создает общий язык, общее культурное и хозяйственное пространство. В каждой точке этого пространства гражданин и обыватель страны чувствует себя на родной земле, все главные стороны бытия ему узнаваемы, поведение окружающих для него предсказуемо и близко, знаки и требования понятны.
В искусстве есть важный и тяжелый жанр — описание «отказа» или даже бунта институциональных матриц (как, например, «бунта машин»). Обычный для такого жанра сюжет — приезд героя в незнакомый город, где все привычные ему общественные институты действуют совершенно иначе, нежели на остальной территории страны. Все то же самое, но все подчиняется иной, неизвестной ему логике. Это катастрофа, ситуация, несовместимая с жизнью. Мы могли видеть такой фильм, буквально предупреждающий нас о том, что вот-вот произойдет с нашей страной и с нами, — «Город Зеро» (1989, режиссер Карен Шахназаров) [3].
Складываясь исторически, а не логически, институциональные матрицы обладают большой инерцией, так что замена их на другие, даже действительно более совершенные в выполнении своей номинальной функции, всегда требует больших затрат и непредвиденных потерь.
Например, в силу пространственных, экономических и социальных причин сеть железных дорог складывалась в России совсем иначе, чем в США. В России эта сеть напоминает “скелет рыбы”, отдельные “кости” этого «скелета» не конкурировали друг с другом, а были включены в единую систему, в управлении которой очень большую роль играло государство. Если бы в 90-е годы систему Российских железных дорог решились бы реформировать так же, как поступили с Аэрофлотом, Россия пережила бы хозяйственную и гуманитарную катастрофу.