Путь к русскому вмешательству открылся в самом начале века, когда хивинский хан Исхак Ага Шах Нияз (пр. 1694–1701) велел своему гонцу Достек Бек Бахадуру передать послание от 21 января 1700 года князю Б. А. Голицыну, ближайшему сподвижнику Петра Великого, с предложением заключить договор с Москвой. В документе был поднят вопрос о возможности для хивинского монарха войти в подданство царя и заключения двустороннего оборонительного союза. Однако эмиссар подчеркивал, что хан главным образом заинтересован в торговых мероприятиях, особенно в снятии российского эмбарго на экспорт железа и свинца, а также в импорте полудрагоценных камней, шелка и тому подобных вещей.
Акцент на коммерческих вопросах, должно быть, дал понять российским дипломатам, что пункты послания, касающиеся подданства и альянса, были включены лишь как приманка с целью поощрения принятия торговых условий и, следовательно, не должны восприниматься всерьез. Но царь, осведомленный о внутренних проблемах Хивы и стремившийся к расширению империи, дал срочный ответ на инициативу хана в своем послании от 30 июня 1700 года. Игнорируя ссылку на торговлю, он пишет хану Исхак Ага Шаху Ниязу: «Мы, Великий Государь, наше царское Величество… в подданстве у нас… быть тебе повелели». К тому времени, когда Хива в 1703 году ответила на царское заявление, на троне воссел новый хан, и все разговоры о государственных связях и союзе с Россией, за исключением замечаний о мире и дружбе, были забыты. А содержание официального хивинского послания, как и ожидалось, сконцентрировалось на торговой политике.
В следующие 170 лет дипломатические отношения России с ханствами прошли тернистый путь. До середины ХГХ столетия царские чиновники безуспешно пытались заключить официальные договоры, в соответствии с которыми Россия увеличила бы свое влияние, если и не установила бы контроль над всей или частью юга Средней Азии.
Дипломатические отношения между Кокандом и Россией были иными. Потому что они начались с самым молодым (образованным в 1710 году) ханством только к концу XVIII столетия. В период между 1784 и 1796 годами предпринимались попытки завязать отношения с Ташкентом, городом в то время с населением около 10 тыс. человек. Он был включен в ханство в 1815 году. Несмотря на то что русский солдат убил кокандского посланника в 1812 году в Петропавловске, пока соперничество двух стран за контроль над Средним казахским жузом не усугубилось, их отношения не характеризовались враждой, о которой свидетельствовал долгий опыт отношений старых ханств с Россией.
Однако к 1830-м годам у кокандцев вызвали обиду отказы России принимать их дипломатов. Этому сопутствовали грабежи ташкентских караванов казахами, предположительно подчинившимися России, строительство русскими крепостей в горах Беш-Казлык (Каркаралы), а также на реке Каратал и отказ помочь борьбе Коканда с китайцами на востоке Бухарского ханства. Все это охладило желание Коканда установить дипломатические отношения с Россией. Хотя представители Ташкента и Коканда временами, например в период между 1836 и 1841 годами, пытались уладить разногласия, желая установить контакты с пограничными властями. С 1850 года Коканд почти постоянно находился в состоянии войны с Россией, защищая юг Средней Азии, пока не пал Ташкент, а нужда в дипломатических отношениях вскоре и вовсе отпала из-за распада ханства.
Ранние официальные договоры были ратифицированы властями России и Средней Азии ближе к концу независимого существования ханств. О первом из них удалось договориться с Хивой полковнику Г. И. Данилевскому, второй же договор организовал с Бухарой майор Н. П. Игнатьев. В первом договоре от 27 декабря 1842 года с Хивой Рахим Кули-хан (пр. 1842–1845) согласился прекратить открытую или тайную враждебную деятельность против России. Он также обязался избегать потворства или замыслов в отношении разбоя и грабежа российских подданных на казахских и туркменских равнинах или в Каспийском море, поставить вне закона захват русских пленников и предоставление убежища мятежникам (главным образом казахам с территории России), а также улучшить условия торговли и безопасности для русских купцов. Взамен Россия соглашалась только простить то, что назвала оскорблениями, унижениями и потерями в караванной торговле. Она также выразила готовность продлить прежние торговые соглашения.
Когда майор Игнатьев прибыл в Хиву через 16 лет, хивинцы не проявили желания соблюдать договор, заключенный Данилевским, заявив, что не располагают копией документа. Они отказывались заключить новое соглашение с Россией. В Бухаре русскому посланнику удалось уговорить эмира одобрить без изменений соглашение от 11 октября 1858 года, предусматривавшее освобождение Бухарой всех русских пленников, доступ в Амударью русских судов, временное пребывание в Бухаре русского торгового агента, а также улучшение условий торговли для русских купцов. Этот договор стал не более чем клочком бумаги. Эмир его полностью игнорировал, а дипломатические результаты каждой русской миссии следует оценить как равные нулю. Большие свиты, сопровождавшие Данилевского и особенно Игнатьева, вызвали подозрение у хивинцев, но им тем не менее удалось собрать много разведывательной информации, полезной для царской армии. Несколько обстоятельных описаний региона принадлежат военным руководителям этих миссий, а также входившим в них специалистам – В. В. Григорьеву, Т. Басинеру, П. И. Лерху, Е. Килевейну и К. В. Струве.