В Петербурге, однако, спешить не стали. В ответ на запрос императора, стоит ли вмешиваться, военный министр Чернышев идею не одобрил, протестуя против самого факта вмешательства во внутренние дела соседей. «Вступление войск наших, – указал он, – не вынуждено крайней необходимостью, неминуемо затруднило бы общие в Европе политические отношения и могло бы послужить на будущее время поводом к подобному вмешательству во внутренние дела соседних государств». Примерно в том же ключе высказался и фельдмаршал Паскевич (высший для Его Величества военный авторитет), честно сообщив: дескать, австрийцы «хотят, чтобы Ваше величество соизволили всю тяжесть войны взять на себя», на что государь изволил ответить в том смысле, что «Коли так, входить в Трансильванию нет причины. Это дело прямо австрийцев… Когда все дело ими же испорчено, было бы до крайности глупо исправлять русской кровью их ошибки». Тем не менее русская разведка, весьма активно работавшая, присылала доклады, изобиловавшие жуткими деталями. «Немецкое и валашское население, – доносил агент Дюгамель, – пылко объединились вокруг австрийского знамени, в то время как секеи признают только приказы Пешта. Враждебные действия начались с обеих сторон… Там, где валахи наиболее сильны, они учиняют неслыханные жестокости по отношению к венграм; венгры, со своей стороны, вырезают валахов повсюду, где последние находятся в меньшинстве. Это ужасающая расовая война. Секеи, хотя по численности и уступают валахам, привычны чуть ли не с раннего детства к ремеслу, связанному с оружием, и гораздо воинственнее последних». По всем донесениям получалось так, что единственная надежда у мирного населения только на Россию, о вмешательстве которой проводили молебны в румынских церквях и немецких кирхах. В декабре 1848 года полковник Непокойчицкий квартирмейстер 5-го корпуса, съездив на разведку к соседям, докладывал: «Повсюду в Трансильвании с нетерпением ожидают русские войска, и спасения ожидают только от нашей вооружейной интервенции». Через границу волной потекли беженцы, и Петербург, по-прежнему храня молчание, приказал принять меры. После чего, – «не войны ради, но ради защиты мирных домов и жизней обывателей», – в Венгрию вошел не слишком большой (6 тысяч штыков и сабель) отряд генерал-майора Энгельгардта и полковника Скарятина, быстро зачистивший от вольных секейских банд уезды Брашов и Сибиу. «Наших солдат, – рапортовали командиры, – встретили с распростертыми объятиями, вышли навстречу им с хлебом и солью… Большое число немецких и валашских эмигрантов, готовых перейти границу, поспешили вернуться к своим очагам». Однако на подмогу революционерам из Матери-Венгрии подоспели войска под командованием опытного польского мятежника Юзефа Бема, имевшего свои счеты с Россией, и после поспешного отступления австрийцев русские, хотя и не побежденные, были вынуждены отступить, а тон молящего о скорой помощи Франца-Иосифа стал вообще истерическим.
Миротворцы
И вот вопрос: что делать в такой ситуации России? Ежели по уму, так расклад для нее настолько выгоден, что подобное порой и за сто лет не бывает. Она может ВСЕ. Ни Англия, ни тем более Франция не вякнут. Ей самой революция не угрожает. Даже в Польше: перепуганные прусскими расстрелами поляки сидят тише воды, ниже травы. Венгры нащупывают возможность переговоров: они, конечно, республиканцы, но готовы принять одного из великих князей в качестве конституционного короля. Аккуратно интересуются и чехи: они, конечно, лояльны Вене, но ежели СПб не станет возражать, тоже хотели бы стать хоть немножко независимыми, разумеется, с русским великим князем в роли короля. Вена пугает: дескать, независимая Венгрия рано или поздно подпалит Польшу. Но кроме того, не веря в бескорыстие, предлагает за помощь златые горы: хотите Галицию со Львовом и даже Краковом – берите, хотите Дунайские княжества – вводите войска хоть сейчас, только спасите. Излишне говорить, что развал Австрийской Империи на два государства – Австрию и Венгрию – вообще-то сверхвыгоден России, получающей в итоге на западной границе вместо одного мощного и недоброго (ибо масса интересов пересекается) соседа двух, каждый из которых сам по себе России не противник (да еще и люто враждующих между собой). Опять же, православные Молдова с Валахией, почитай, в кармане, Львов, где «русофилы» плачут в предвкушении, – тоже, а насчет «подпалит Польшу» – так это еще бабушка надвое, если не натрое – сказала. Но принципы, принципы! Николай отвергает идею Нессельроде устроить «концерт», и в мае 1849 года наконец отдает приказ, после чего войска двумя крыльями, – переходят границу. При первых же вестях о случившемся «революционная» венгерская пресса взрывается шквалом истерики насчет «казачьих нагаек» и «варварских зверств славян» – но в Венгрии никаких насилий и расстрелов нет, а в Трансильвании русские войска встречают колокольным звоном, цветами и вином, а много где и крестными ходами. «Жители Германштадта, – писали участники похода, – вышли навстречу в село Шелемберг, откуда много народа и много экипажей провожало нас до города. Там встречала нас музыка. Из окон осыпали нас венками цветов. Это триумф на манер Римского, но и это не идет в сравнение с любовью к нам в Галиции».