Секретарша стояла струночкой, сверкала коленками, ждала разрешения уйти.
- Тюрин приехал? - спросил Мамаев.
- Только что.
- Пусть заходит. И еще. Чай? Кофе? - обратился он к посетителю, робко сидевшему на краешке кресла перед письменным столом и словно бы придавленному солидностью кабинета с обшитыми мореным дубом стенами и мебелью вишневого дерева от "Грассини".
- Лучше чаю, - скромно ответил тот. - И бутербродик. Если можно. А то я не ел с утра. Боялся вас упустить.
- Организуй, - распорядился Мамаев. - Накрой там, - кивнул он в сторону комнаты отдыха. - Зови Тюрина.
Секретарша вышла. Появился Тюрин, благоухая лосьоном "Фа мэн", новая мужская линия, и уставился на посетителя своими сонными глазами с таким видом, с каким высокородный английский джентльмен смотрел бы на неизвестно откуда появившуюся на ковре его гостиной большую кучу говна. При этом изумляло его не то, что говно откуда-то появилось, а какого же размера должна быть жопа.
Посетителю было лет семьдесят. Маленькое сморщенное лицо сразу от кустистых седых бровей переходило в желтую яйцеобразную лысилку, окаймленную длинными сальными волосами. Черный пиджак с загибающимися лацканами был осыпан перхотью. Из-под коротких брюк высовывались цыплячьи ноги со спавшими на стоптанные туфли неопределенного цвета носками. Если бы не повязанный большим узлом галстук и не черная кожаная папка на коленях, его можно было принять за бомжа, промышляющего сбором пустых бутылок.
- Познакомься, Тюрин, - предложил Мамаев. - Это Иван Иванович Иванов.
- Иван Иванович Иванов? - озадаченно переспросил Тюрин.
- Это мой псевдоним, - с застенчивой улыбкой объяснил посетитель. - Мне пока не хотелось бы его раскрывать. Я сделаю это, когда мы придем к соглашению.
- Иван Иванович - ветеран Вооруженных Сил, военный юрист, - объяснил Мамаев, с усмешкой наблюдая за обескураженным Тюриным. - Во время афганской войны он был председателем военного трибунала.
- Временно исполняющим обязанности председателя трибунала одной из частей, - поправил Иванов.
- Какой? - спросил Тюрин.
- Я скажу об этом в свое время.
- Иван Иванович рассказал мне очень интересную историю. Я хочу, чтобы ты тоже ее послушал.
- Петрович, давай в другой раз, - предложил Тюрин. - Сейчас есть дела поважней.
- Нет, - оборвал Мамаев. - Более важных дел у нас сейчас нет. Прошу вас, Иван Иванович, - предложил он, провожая гостя в комнату отдыха, где на столе уже был сервирован фуршет. - Присаживайтесь, угощайтесь. Чем богаты.
- Мне так неловко, - смущенно проговорил Иванов, жадно оглядывая большое блюдо с миниатюрными бутербродами с осетриной и тарталетками с черной и красной икрой.
- Не стесняйтесь, - подбодрил его Мамаев. - Рюмочку?
- А можно?
- Почему же нет? Водка? Коньяк?
- Лучше виски. Когда-то я любил виски.
Посетитель опрокинул в рот рюмку старого скотча и начал уплетать тарталетки, выбирая те, что с черной икрой. Хватал он их с блюда руками, не перекладывая в тарелку, поспешно жевал, только что не давился. На лице Тюрина появилось такое выражение, будто его сейчас вырвет. Мамаев молча курил, внимательно наблюдал за гостем. Тот отправил в рот последнюю тарталетку с черной икрой, поискал взглядом, не затерялась ли среди бутербродиков еще одна. Не найдя, с сожалением вздохнул и несвежим платком вытер губы.
- Можно еще рюмочку? Хоть половинку?
- Наливайте, наливайте, - радушно разрешил Мамаев.
- Значит, вы хотите, чтобы я рассказал вам свою историю еще раз? поинтересовался Иванов, наполнив рюмку так, что виски пролилось на скатерть.
- Со всеми подробностями. Тюрин оценит ее с точки зрения профессионала. Он служил в Главном управлении внутренних дел Москвы. Так что вы, можно сказать, коллеги.
- Очень приятно, коллега, - застенчиво улыбнулся Иванов. - Очень, очень приятно. Не выпьете со мной?
- На работе не пью, - отказался Тюрин. - Из принципа.
- Уважаю чужие принципы. Я тоже никогда не пил на работе. Ваше здоровье!.. Начну с начала. В юности я хотел стать писателем. Но так получилось, что всю жизнь прослужил в органах военной юстиции. Это тяжелая и ответственная работа. Она не оставляла ни времени, ни сил для литературной деятельности. Но я мечтал когда-нибудь написать книгу "Записки военного прокурора". И понемногу собирал материал для нее. Делал выписки из дел, снимал копии с наиболее интересных документов. Когда меня направили в ограниченный контингент советских войск, выполнявших интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан, я понял, что это будет самая значительная часть моей книги. И потому вел свои записи с особой тщательностью. Это, так сказать, преамбула. Как мы, юристы, говорим: вводная часть, - сообщил Иванов и поковырял ногтем мизинца в зубах. Извините, икра залипла. Совсем плохие стали зубы, а на новые денег нет. Вы знаете, сколько стоит одна пломба в "Мастер Дент, сеть стоматологии, номер набери"? Десять условных единиц! Что хотят, то и делают! Перехожу к описательной части, - продолжал он. - Было так. Однажды ночью меня вызвал командующий армией, приказал вылететь в расположение одной из воинских частей и провести там заседание трибунала...
- Вылететь откуда? - перебил Тюрин.
- Из Кабула.
- Куда?
- Пока не скажу. Иначе моя информация утратит всякую ценность. А мне бы этого не хотелось. Трибуналу под моим председательством было приказано рассмотреть дело офицера Советской Армии, которого обвиняли в государственном преступлении. Он устроил диверсию на военном аэродроме, взорвал несколько самолетов и скрылся.
- Фамилия офицера? Или тоже пока не скажете?
- Скажу. Фамилию скажу. Майор Калмыков.
- Понял? - спросил Мамаев. - Поэтому сиди и слушай.
- Показания трибуналу дали командир авиационного полка, начальник аэродромной охраны и двое часовых. Они показали, что обвиняемый Калмыков проник на территорию аэродрома и совершил диверсию. Он был признан виновным по статье шестьдесят четыре, пункт "а" Уголовного кодекса, "Измена Родине", а также по статье шестьдесят восемь, часть вторая, "Диверсия". По совокупности преступлений заочно приговорен к смертной казни.