- Вы узнали что-нибудь о Калмыкове?
- Может быть.
- Что?
- Странный вопрос. Наш договор расторгнут. А отношения у нас не настолько дружеские, чтобы по вечерам болтать об общих знакомых.
- Я был не прав. Прошу извинить. Я погорячился. Пять тысяч долларов аванса будут переведены на счет центра доктора Перегудова завтра утром.
- Двадцать, господин Мамаев, - поправил Пастухов.
- Что двадцать? - не понял Мамаев.
- Двадцать тысяч долларов. Цена контракта возросла. И никаких авансов. Всё вперед.
- Не круто?
- Закон рынка. Каждый товар стоит столько, за сколько можно его продать.
- А если не куплю?
- Был бы товар, покупатель найдется. И мне почему-то кажется, что этот покупатель торговаться не будет.
Красное лицо Мамаева потемнело от ярости. Вот же скотина! Хамит в открытую! И оттого, что Пастухов говорил вежливо и спокойным деловым тоном, хамство было еще более оскорбительным. Но Мамаев сдержался. Не та была ситуация, чтобы оскорбляться по мелочам.
- Согласен, двадцать, - помедлив, сказал он. - Что вы узнали?
- Мы поговорим об этом, когда доктор Перегудов сообщит мне, что деньги пришли.
- Они придут завтра утром.
- Завтра и поговорим.
- Вы не доверяете мне?
- Конечно, нет. Вы ненадежный партнер, господин Мамаев. Сегодня у вас одно настроение, завтра другое.
- То, что вы узнали о Калмыкове, важно? Это вы можете сказать?
- Пока могу сказать только одно. Но не думаю, что вас это обрадует.
- Валяйте, - буркнул Мамаев. - В обморок не упаду.
- Вы сделали очень большую ошибку, когда выбрали его на роль киллера. Огромную, господин Мамаев.
В мембране зазвучали гудки отбоя. Мамаев швырнул трубку на аппарат, залпом осушил фужер с "Хеннесси" и вышел в лоджию, на ходу закуривая сигарету.
И замер.
В окне на шестом этаже старого дома, третьем от угла справа, горел свет.
Глава шестая
БЕЗ ВЕСТИ ПРОПАВШИЙ
I
Она сказала:
- Он родился под черной звездой. Вы знаете, что его родители погибли во время ташкентского землетрясения?
- Знаю, - ответил я.
- Откуда?
- Я видел в архиве Минобороны его личное дело.
Она сказала:
- Когда это произошло, ему было десять лет. У них была большая семья. Его отца эвакуировали из Москвы во время войны, он работал на оборонном заводе. В Ташкенте женился на девушке из узбекской семьи. У него было три брата и две сестры. В одну ночь он стал сиротой. Вы женаты?
-Да.
- Дети есть?
- Дочь, ей седьмой год. И сын. Он еще с варежку.
Она сказала:
- После той ночи он стал видеть в темноте.
- Видеть в темноте? - удивился я.
- Да. И слух у него стал, как у летучей мыши. Вы изменяли жене?
- Нет.
- Никогда?
- Никогда.
- Почему?
- Не знаю.
- А я знаю, - сказала она. - Доктор Перегудов рассказывал, что вы воевали в Чечне. Когда привозил меня на суд. Тот, кто знает, что такое беда, тот умеет ценить семью. Он умел ценить семью. Детдом был для него семьей, училище было для него семьей, Чучковская бригада была для него семьей. Вы знаете, что это за бригада?
- Да. Шестнадцатая отдельная бригада специального назначения. Ребята оттуда вошли в "Каскад".
- Он любил учиться. Он любил служить. А генерал-майор Лазарев был ему как отец, он даже называл его батей.
- Это просто традиция, - заметил я. - В армии часто командира называют батей. Конечно, если он нормальный мужик, а не конь в пальто.
- Нет-нет, - живо возразила она. - Генерал Лазарев в самом деле был ему как отец. Он заставил его поступить в академию, приезжал к нему. Он даже специально прилетел из Кабула на нашу свадьбу.
- Специально прилетел из Кабула на вашу свадьбу? - позволил я себе усомниться. - Командир спецподразделения "Каскад" специально прилетел на вашу свадьбу?
- Ну, так он сказал. Возможно, пошутил. А потом его семьей стала я. Если бы вы знали, Сергей, какой он был нежный! Он умел радоваться всему. Даже снегу. Даже дождю. Господи, я не могу привыкнуть к тому, что он жив. До сих пор не могу. Вы уверены, что этих червячков можно есть?
- Не очень. Но, может, рискнем?
- Давайте рискнем, - согласилась она. - Только вы первый.
В этом месте наш разговор прервался звонком Мамаева.
Я не сразу вернулся в зал ресторана "Китайский летчик Джао Да", где за столиком в дальнем от эстрады углу сидела Галина Сомова. По залу были развешаны китайские фонарики, на столах светились китайские лампы, как маленькие пагоды. Ее узкое лицо с большими серыми глазами и крупным красивым ртом в мягком свете пагод казалось совсем юным.
Такой она, вероятно, была, когда они встретились. Студентка московского пединститута и слушатель Академии ГРУ.
Они встретились осенью восьмидесятого года. Ему было двадцать четыре года, ей девятнадцать лет. Где они встретились? Там, где и происходили такие встречи. Там же, где я, тогда еще курсант Высшего командного училища ВДВ, встретился с Ольгой, студенткой Гнесинки.
На картошке.
Через год они поженились. Родители Галины разменяли трехкомнатную квартиру на двухкомнатную и комнату в коммуналке в Сокольниках. Свадьбу отпраздновали в ресторане "Пекин". В то время слушатель военной академии мог себе это позволить. На свадьбе были родители Галины, ее подруги, генерал-майор Лазарев и сослуживцы Калмыкова из Чучковской бригады. Среди них - старший лейтенант Юрий Сомов, который в девяносто третьем году, после того как Калмыков по суду был признан безвестно отсутствующим, стал ее вторым мужем.
Через две недели после свадьбы майор Калмыков был откомандирован в распоряжение разведуправле-ния Сороковой армии, выполнявшей интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан. Осенью восемьдесят четвертого года он вернулся, через месяц улетел снова. На этот раз - навсегда.
А "Пекин" так и остался в ее памяти светлым пятном. Поэтому, наверное, она и выбрала китайский ресторан, когда я перехватил ее после занятий в школе и предложил где-нибудь поужинать и в спокойной обстановке поговорить. Она спросила: "Поговорить о нем?" Я сказал: "Да".
Пока мы разговаривали, к школе подъехал красный "Запорожец" с ручным управлением. Из него вылез невысокий плотный мужик лет сорока пяти, подошел к нам, слегка припадая на левую ногу, и смерил меня недружелюбным взглядом. Это был ее муж Юрий Сомов. Вид жены, разговаривающей с каким-то фраером возле сверкающего джипа, не больно-то его умилил. Фраер - это был я. А джип - мой работяга "ниссан террано", надраенный до блеска по случаю выезда в Москву. Она представила меня: