- Выкладывай, твою мать, не тяни!
- Как при крайней нужде мы внедряли своего человека в банду? Сажаем, судим, потом устраиваем побег с кем-нибудь из авторитетов. Суд настоящий, все настоящее. Только протоколов этого суда в архиве нет.
- Тюрин! Ты где живешь? - поразился Мамаев. - Ты в России живешь! А раньше жил в Советском Союзе! Ты хочешь сказать, что наши взорвали целую эскадрилью, чтобы внедрить Калмыкова к моджахедам? Да кто же пойдет на такое?! Даже если кому-нибудь придет это в голову, ты представляешь, сколько виз нужно собрать? Туг даже министром обороны не обойдешься!
- О том и речь, Петрович, о том и речь, - подтвердил Тюрин. - Но вот тебе еще информация к размышлению. Сразу после этого странного трибунала председательствующего переводят на Сахалин. Почему?
- Ну, почему? - хмуро спросил Мамаев.
- Потому что Сахалин далеко. И если он проболтается про тот случай по пьяному делу, там это и останется. Ладно. Это темная история. Может, когда-нибудь прояснится. Есть еще одна заморочка. И она беспокоит меня гораздо больше... Ты бы хоть выпить предложил! Видишь же, еле ноги таскаю! Такую работу для тебя провернул, а тебе рюмку жалко!
- Выпивку надо заслужить, - проворчал Мамаев, но бутылку из бара достал. Только на коллекционный коньяк не рассчитывай. Не держу.
- Сойдет, наливай! - кивнул Тюрин и залпом, забыв все свои светские манеры, ошарашил полфужера "Хеннесси". - Ты приказал мне найти Калмыкова, напомнил он. - Этим я, кроме всего прочего, и занимался.
- Можешь не продолжать, - отмахнулся Мамаев. - Знаю, что не нашел. Потому что он профи. А ты кто?
- Дело не в этом, Петрович, - возразил Тюрин, даже внимания не обратив на этот явно оскорбительный выпад. - Дело совсем в другом. Заболел судья, который судил Калмыкова. Я случайно узнал.
- Случайно? - рассеянно переспросил Мамаев, напряженно обдумывая то, что услышал.
- Ну, не совсем случайно. Мне почему-то казалось, что Калмыков должен прийти к судье. Подогрел я секретаршу билетами в "Сатирикон" и попросил звякнуть, если он появится. Она позвонила. Но в тот день я не успел, он ушел. На другой день подогнал тачку к суду, стал ждать. Он появился, подъехал на белой "тойоте королле". Когда вышел из суда, я увязался следом. Но он оторвался.
- От тебя?
- От меня, Петрович. И оторвался так, что я даже не сразу понял. Пристроился за такой же белой "тойотой", потом отвалил, а я пас ту "тойоту" еще час.
- А номера?
- Тачка была взята в прокате. "Рента кар". В тот же день ее вернули. Он просек слежку. Так вот...
- Твою мать! - разозлился Мамаев. - Куда ты гонишь?
- Да никуда я не гоню! - огрызнулся Тюрин, - Я хочу про главное, а не про мелочи!
- Сколько стоит прокат "тойоты"?
- Точно не знаю. Баксов пятьдесят в сутки.
- Откуда у него бабки?
- Понятия не имею. Факт, что они есть. И не только на тачку.
- На что еще?
- Ты сам знаешь на что. На "винторез". Или на то, что ему понадобится.
- Ты считаешь, что это мелочи? - угрюмо спросил Мамаев.
- Не возникай, твою мать! - в свою очередь разозлился Тюрин. - Да, мелочи! По сравнению с тем, о чем ты не даешь мне сказать!
- Говори.
- Так вот. Я хотел спросить у судьи, зачем Калмыков к нему приходил. Тут и узнал, что судья заболел.
- Нам-то что?
- Он очень странно заболел. На другой день после разговора с Калмыковым. Сейчас лежит в институте неврологии. Вчера вечером я пообщался с завотделением. За бутыльцом "Арарата". Он рассказал, что у судьи какая-то редкая форма рассеянного склероза. Про эту болезнь вообще никто ничего не знает.
- В чем она заключается?
- Атрофия мышц. У него отсыхает рука. Болезнь развивается со страшной скоростью.
- При чем тут Калмыков?
- Дослушай. Сегодня я заехал к адвокату Кучеренову, который защищал Калмыкова. Ну, ты знаешь, как он его защищал. Кучеренов тоже заболел.
- После разговора с Калмыковым? - с иронией поинтересовался Мамаев.
- Сейчас ты перестанешь ухмыляться, - пообещал Тюрин. - Да, после разговора с Калмыковым. Жена рассказала, что Калмыков приходил и говорил с адвокатом десять минут. После этого у Кучеренова отнялся язык.
- Что?! - ошеломленно спросил Мамаев.
- Что слышал.
- У Кучеренова...
- Да, Петрович, да. У Кучеренова отнялся язык. После разговора с Калмыковым. Давай, Петрович, начистоту. Я не спрашиваю, кто играет против тебя. Я не спрашиваю, знаешь ли ты его. Все равно не скажешь. Договорись с ним. Любой ценой. Пусть он остановит Калмыкова. Любой Ценой, Петрович. Речь сейчас не про бабки. Я не из слабонервных, ты знаешь. Но скажу тебе честно: хочу только одного - убраться из Москвы куда подальше.
- Перетрудился ты, Тюрин, - посочувствовал Мамаев. - Вылей-ка еще, а потом езжай и выспись как следует. Давай вместе выпьем.
- Выпить выпью. Наливай. Будь здоров! - Тюрин выплеснул коньяк в рот, занюхал рукавом и подвел итог разговора: - Такие дела, Петрович. Решать, конечно, тебе. Но Калмыковым я больше заниматься не буду. Можешь меня уволить, но я даже близко к нему не подойду.
- Боишься, что отсохнет рука? Или язык отнимется?
- Все шутишь. Ну, шути. Только ты забыл еще кое о чем.
- О чем?
- О тех двоих в Мурманске. У которых случился инфаркт!..
Тюрин уехал. Мамаев допил коньяк, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Все фибры его души дребезжали, вопили беззвучной сиреной. Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. Он с опаской, как на мину, посмотрел на аппарат, но все же взял трубку.
- Приветствую вас, сударь, - раздался козлиный тенорок президента Народного банка Бурова. - Не возникло ли у вас желания пообщаться со мной? Не кажется ли вам, что у нас есть проблемы, которые самое время обсудить?
- Какие проблемы? - спросил Мамаев.
- Не понимаете? - удивился Буров. - Тогда посмотрите в окно. Всех благ, сударь.
Мамаев вышел в лоджию. Окно на шестом этаже старого дома, третье от угла справа, было черным, слепым. Мамаев напряженно всматривался в него, уже догадываясь, что сейчас произойдет.
Это и произошло: в окне вспыхнул свет.
Мамаев выскочил из квартиры, забарабанил в дверь Николая. Когда тот открыл, приказал: