Чтобы Императрица приняла посредничество Короля Шведского к доставлению России мира с Портою, и уполномочила его, Короля, предложить Порте полную уступку Россией Крыма и восстановления границ по договору 1774 года. В случае же несогласия Порты (!!!) на эти условия, предоставить ей границы, как они были до войны 1768 года[649].
Чтобы в обеспечение этих жертв Императрица предварительно обезоружила свой флот, возвратила корабли, вышедшие в Балтийское море, вывела войска свои из новых границ и согласилась, чтобы Шведский Король остался вооруженным до заключения мира между Россией и Портой[650].
У короля были явно какие-то проблемы с психикой — диктовать подобные условия великой державе, владеющей одной шестой частью света, мог себе позволить лишь самодержец, воюющий с ней, и одержавший ряд генеральных побед в решающих сражениях. Однако, Швеция еще даже не находилась в состоянии войны с Россией. При этом Густав пояснял своему посланнику, что "их — этих предложений я не могу уступить ни единого слова. Мое желание, мое безусловное повеление, заключается в следующем: вы должны просто объявить, что ответ требуемый вами должен быть просто "да" или "нет", что это мое последнее слово, что в случае отрицательного ответа я буду считать его объявлением войны… Я запрещаю вам подавать повод к мнению, что я готов согласиться на какое-либо смягчение или изменение моих требований". Во-как!
Прусский посланник барон Келлер, ознакомившись с нотой, заметил, что она "сочинена, конечно, в замешательстве ума"[651]. Так же высказалась и Екатерина в письме Потемкину (3 июля): "Сего вероломного государя поступки похожи на сумашествие, с сим курьером получишь мой манифест об объявлении войны. Оскорбления наши многочисленны, мы с роду не слыхали жалоб от него, а теперь неведомо за что, разозлился"[652]. В принципе, 30-е июня, день опубликования русского манифеста можно считать началом венных действий со стороны России. Швеция, как мы понимаем начала их раньше театральными действиями на границе ночью 28 июня.
Но вместо ответа, передавшему "сумасшедший ультиматум" секретарю посольства Шлафу, было приказано просто выехать из столицы, вслед за покинувшим ее уже посланником Нолькеном. Екатерина заметила: "Хорош получил ответ: выгнан вон!" (Записки Храповицкого от 23 июля 1788 года).
Европейские газеты включились в полемику вслед за государями. Сначала Густав высказался декларацией в Гельсинфорсе о причинах войны, о "русской" провокации — шведском маскараде в Саволаксе, о победе при Гогланде и т. д., которую начали перепечатывать гамбургские и берлинские газеты. Настало время, чтобы литературный талант Екатерины развернулся в полную мощь. Ответ Екатерины был представлен в виде пьесы и переведен на несколько европейских языков. Особо Императрицу задело то, что Густав умудрился в своей декларации вспомнить пугачевский бунт, и заявить, что "мог он, конечно, нанести российской империи губительные удары", а то, "что он не вступил в союз с разбойным атаманом должно было вменено ему в особенную благодетель". Затем посыпались ее стихи на французском и даже сочинена опера "Горе-богатырь". Но это уже история для театроведов, увлекающихся политикой.
Основной замысел кампании для шведов, а точнее всей войны, ибо она подразумевалась и молниеносной и победоносной, заключался в нанесении двух основных ударов. Первый: разгром русского флота на Балтике, взятие Кронштадта, высадка морского десанта, (около 20000 человек), между Красной Горкой и Ораниенбаумом. Второй: широкомасштабные действия на юге Финляндии, взятие Нейшлота, тем самым обеспечивая себе прорыв по центру русских оборонительных порядков, затем взятие Фридрихсгама, Выборга и т. д. Общая численность шведских войск и в самой Швеции (два корпуса — против Норвегии и Дании), и непосредственно в Финляндии, доходила до 50 000 человек и 18 000 финских ополченцев, всего на Финляндию приходилось около 30 000.
Основной план действий шведов разрабатывался генералом Толлем. Но план-то был оборонительный, применимый в случае нападения России. Густав III же применил его для наступательных действий. Соответственно должны были быть внесены коррективы, и прежде всего относительно снаряжения и снабжения армии. Кроме того, наиважнейшим было овладеть всеми морскими подходами к Санкт-Петербургу. Эта операция требовала особой четкости и координации сухопутных войск и флота. Последнее, как раз отсутствовало.
На наиболее важном сухопутном направлении (т. е. нейшлотском) должна была действовать Саволакская бригада шведской армии, состоявшая из полка Карельских драгун и Саволакских егерей. Ее возглавляли опытные офицеры — полковник Бернт Юхан фон Хастфер, полковники фон Стединк и Брунов.
Необходимо сказать об этой бригаде несколько слов. Дело в том, что этим соединением довольно продолжительное время командовал Георг Магнус Спренгтпортен (до 1786 года — года перехода на русскую службу). Спренгтпортен создал из нее элитное соединение из финнов — это было одним из этапов замысла Спренгтпортена по отделению Финляндии — создание собственного воинского формирования. С уходом последнего на русскую службу возросло напряжение внутри бригады. Старшие командиры были шведами, плохо понимавшими своих финских солдат, те офицеры, которые были саволакскими дворянами, стремились в первую очередь защитить свои собственные интересы, связанные с землевладениями в родной провинции. Набрать ополчение из местных крестьян не удавалось, идти на войну против русских желающих было мало. Стединк надеялся, что настроение измениться, если удастся одержать несколько внушительных побед. Все это вместе взятое выйдет наружу после неудач первых недель войны и возникновения офицерского заговора в шведской армии.
Сам Густав III взял на себя руководство войсками, приближающимися к Фридрихсгаму. Его отъезд из Стокгольма был чрезвычайно театрален. Ему так нравилось произносить напыщенные фразы: "Я между памятниками русской гордыни пощажу только один памятник Петру Великому, чтобы выставить и увековечить на нем имя Густава III", и сравнивать себя с Юлием Цезарем: "Вот и я перешагнул через Рубикон!". Все это отражалось в русской печати и вызывало лишь дополнительные насмешки.
Громкие фразы, сопровождались еще и чеканкой фальшивой русской монеты — медных пятаков, которыми шведы планировали рассчитываться, вступив в Русскую Финляндию. Храповицкий в своих записках отмечает, что русский монетный двор отметил их значительное сходство по штемпелю и заблаговременности их изготовления. По шведским источникам — русские пятаки чеканились с 1787 года в Авестаде. Театр, да и только. Правда, игра, несколько, грязновата.
Главнокомандующим русской армией в Финляндии был назначен вице-президент граф В.П. Мусин-Пушкин[653]. Под его начальством состояли: генерал-поручики Михельсон, Волков, граф Дмитриев-Мамонов, генерал-майоры Левашов, барон Шульц, Кнорринг и Селиверстов. Вместе с Мусиным-Пушкиным в действующую армию направлялся и Великий Князь Павел Петрович.
Великого Князя сопровождал лейб-казачий конвойный эскадрон из 10 офицеров и 130 казаков. Сразу по прибытии Павел Петрович решил лично принять участие в рекогносцировке вместе с казаками. Произошла небольшая стычка со шведами, где казаки потеряли три лошади, но действовали умело и мужественно, произведя очень благоприятное впечатление на наследника престола.
Все войска были сосредоточены: В Выборге — 8220 человек, в корпусе Михельсона[654] — 7238, у Левашова в Фридрихсгаме — 2539, у барона Шульца в Кексгольме — 1281, в Нейшлоте — 230 человек. Всего 19508, из которых здоровых 17869 и больных 1639 человек[655]. "Конницы с гвардией — 3163, пехоты, да с гвардией — 15191, сюда еще не включены идущие Тобольский пехотный полк, да 4 карабинерных"[656].
649
Краткая историческая справка: В результате Кучук-Кайнарджийского мира 16 июля 1774 года Россия получила право на вмешательство во внутренние дела Валахии и Молдавии, право на защиту христианского населения этих областей, добилась независимости Крыма, получила Кабарду на Кавказе, права на Азов и прилегающую часть Кубани, керченский полуостров, земли между Бугом и Днепром, а также устье Днепра. В 1783 году Россия аннексировала Крым, окончательно присоединив его к России. Русско-турецкая война 1768–1774 гг. — это победы графа Алексея Орлова при Чесме, графа Петра Румянцева при Кагуле, генерала Александра Суворова при Козлудже.
650
653
Валентин Платонович Мусин-Пушкин, (1735–1804), сын графа Платона Ивановича, которого Петр Великий называл "племянником" (Анна Иоанновна его сослала в Соловецкий монастырь, с "наказанием кнутом, урезанием языка и лишением имения" — "безвинно"), родился от брака отца с княжной Марфой Петровной Черкасской. Мусин-Пушкин участвовал в Семилетней войне, затем секунд-майором Конной гвардии принимал участие в возведении на престол императрицы Екатерины II, за что, в день ее коронации, пожалован в камер-юнкеры, получил часть конфискованных имений отца и 600 душ вновь. В 1783 г. он был пожалован в генерал-аншефы; назначенный состоять при Великом Князе Павле Петровиче, он сумел заслужить его расположение, несмотря на то, что пользовался милостями Екатерины II, говорившей, что она ему "персонально обязана". В 1786 г. Мусин-Пушкин назначен был вице-президентом Военной коллегии, а в 1787 г. назначен в Совет императрицы. В следующем году, когда началась война с Швецией, Екатерина назначила его, за неимением лучшего, главнокомандующим хотя сама была всегда весьма невысокого мнения о его способностях и называла его "нерешительным мешком". Блистая полным отсутствием талантов, он обладал, однако, всецело одним умением уживаться со всеми сильными людьми при дворе и искусно улавливать господствующее здесь течение. Этому таланту царедворца он обязан был своей блестящей карьерой.
654
Михельсон Иван Иванович (1755, Лифляндия — 5.8.1807, Бухарест), генерал от кавалерии (1790). Воевал в Польше с конфедератами, в 1773 направлен в распоряжение генерала А.И. Бибикова, руководившего борьбой с Пугачевым. Прославился своими действиями против восставших и заслужил славу "победителя Пугачева", за что награжден 1000 душ в Витебской губернии, чином полковника, орденом Св. Георгия 3-й степени и золотой шпагой, украшенной бриллиантами. В 1775 назначен командиром кирасирского Военного ордена полка, а в 1776 Лейб-кирасирского полка. Слыл ловким царедворцем, пользовался постоянным благоволением Екатерины II.
656
Александр Васильевич Храповицкий (1749–1801) в течение десяти лет (с 1783 по 1793) был одним из секретарей Екатерины II. Его записки это уникальный исторический документ, своего рода протокол всей политической жизни того времени.