Так что природа в российских бедах невиновна. Казалось бы, нет ничего ужаснее природных условий Японии – одни скалы, дороги проложить невозможно, почти нет почвы, на которой можно что-то выращивать, безбожно трясет: там сплошные вулканы и разломы земной коры. Но наши Курильские острова по природным условиям практически не отличаются от Японии. Тем не менее в Японии производительность территории в 24 раза выше среднемирового уровня, а у нас – в 20 раз ниже.
Можно утверждать, что совокупная производительная сила единицы территории (включая возобновляемые энергоресурсы, полезные ископаемые и биопродуктивность) слабо зависит от географической широты. Участок суши характеризуется примерно одной и той же емкостью полезных для человека ресурсов. Просто разные широта и долгота дают различное сочетание неодинаково производительных, но равно необходимых человеку сил и факторов. Интегрально же в сумме выходит примерно одинаковая величина. Чем больше по площади и разнообразнее по составу территория, тем ближе ее потенциал к среднеземному.
Это обстоятельство в наиболее очевидном виде выражает формула Эйнштейна E = mc2 – из любой единицы массы, независимо от того, лед это, песок, вода или плазма, в пределе человек может извлечь одно и то же количество энергии, равное произведению массы на квадрат скорости света.
Но в этой формуле содержится и более важная идея: энергия – это «антропная» величина, то есть социальная, а не физическая. Энергия – мера работы, которую та или иная природная система в состоянии совершить либо для человека как сила производительная, либо против человека как разрушительная сила (в виде взрыва, например).
Недостижимая эффективность паровоза
Выходит, производительная сила территории определяется почти исключительно социальным фактором, а именно – общественным способом присвоения природных сил. Человек как биосоциальное существо, как популяция, обитающая по всему земному шару, присваивает силы природы:
– посредством определенных форм производства;
– пребывая в определенных формах общения отдельных особей и частей человечества между собой;
– с помощью определенных форм со-знания (то есть совместного знания), благодаря которому осознает, описывает, моделирует и изменяет затем природу.
Несовершенство каждой из этих форм порождает свои издержки и приводит к тому, что из всей совокупности сил природы присваивается только небольшая их часть, причем эксплуатируется лишь ничтожная доля их потенциальной мощности. Большая часть энергии остается невостребованной или растрачивается впустую.
Несовершенство форм производства ведет к производственным издержкам. Так, человек, за редким исключением, не умеет извлечь из вещества ядерную энергию и довольствуется примитивной химической, да и то не из всех веществ, а из дров или угля. А та в свою очередь присваивается, скажем в паровозе, с КПД, равным 7 %.
Несовершенство форм общения выражается в таком всемирно-историческом факторе, как бардак: люди большую часть времени не работают, а бестолково мечутся, наступая друг другу на ноги; на одного с сошкой приходятся семеро с ложкой и семижды семеро с калькулятором.
Наконец, несовершенство форм сознания выражается, например, в таком феномене, как идеология. Идеи, овладевая массами, гораздо чаще превращают эти массы в разрушительную, чем в производительную силу. Люди тратят время на митинги, организуют крестовые походы, бьются друг с другом насмерть по поводу трактовки той или иной строки Священного Писания, бесконечно пишут и читают неумные статьи в никчемных газетах – вместо того чтобы работать.
О национальной странности великороссов
Какие именно социальные причины приводят к тому, что Новая Антарктида не осваивается, а производительность земель у сибиряков ниже, чем у австралийских аборигенов?
Чтобы найти ответ на этот вопрос, стоит для начала пренебречь различиями в производственных технологиях, используемых у нас и за рубежом. Так, турбины, изготовленные «Силовыми машинами», отличаются от аналогичных агрегатов Siemens или General Electric непринципиально. И высоковольтные линии электропередачи устроены примерно одинаково. Причину наших огромных потерь следует искать на другом этаже – в издержках сферы общения между людьми, компаниями, корпорациями, государством и обществом в процессе производства.
Почему, к примеру, в Сибирской России почти не строятся новые ГЭС? Гигантские северные реки Лена, Енисей, десятки их мощных притоков текут круглый год, текут и подо льдом, тая в себе колоссальные запасы невостребованной энергии.
Говорят, в стране для такого строительства нет инвестиций. Этот аргумент для вменяемого человека смехотворен, потому что избыточными деньгами современный мир набит битком. Вот же они, валяются под ногами, пойдите и возьмите – хотя бы в инвестиционном банке. Выясняется, что мы этого не можем. То ли не знаем, где банк, то ли по-английски не говорим, то ли говорим, но такое, что люди в банке, вместо того чтобы дать нам кредит, срочно вызывают охрану.
Кто-то наивно сошлется на то, что в Сибирской России слишком мало населения. Но для строительства ГЭС местное население в лучшем случае бесполезно. Электростанции возводят профессионалы-строители, они могут работать вахтовым способом. На мировом рынке труда этих строителей и простых чернорабочих – избыток, и совсем несложно привлечь их на наш Север, сколь бы крайним он ни был.
Отсутствие жителей, напротив, редкая удача для гидростроителей, потому что одна из основных статей затрат при возведении станций – переселение людей из зон затопления. А у нас в Сибири тысячи километров речных берегов пустуют, там никто не живет, лишь кочуют горстки охотников. Молочные реки с кисельными берегами – пустяк по сравнению с этими могучими потоками чистой энергии в открытом доступе. Где еще на земном шаре найдется такое место?
В отличие от ледового континента у Сибирской России есть номинальный хозяин. По крайней мере сегодня он волен делать с ней все, что заблагорассудится. Это означает, что антарктическая неосвоенность наших просторов вызвана только одним – трансакционными издержками хозяйственной системы, нашей немыслимой, вопиющей неспособностью и нежеланием осваивать колоссальные ресурсы, что валяются буквально под ногами.
Мы сами, и только мы, виноваты в том, что богатства Новой Антарктиды пропадают зря. Мало того, мы навлекаем на себя беду, вводя ближних и дальних соседей в искушение. Ведь наша вызывающая бесхозяйственность существует в открытом информационном мире, в условиях перенаселения окружающих территорий, жители которых гораздо эффективнее эксплуатируют природные ресурсы.
Знать страну или спать в стране?
Можно выдвинуть гипотезу: в ходе дальнейшего развития глобальной экономики будет происходить ускоряющийся процесс выравнивания физической производительности макрорегионов мировой территории, уровня использования их природного потенциала.[1] Независимо от того, на севере они или на юге, малонаселенные или наоборот. Это необязательно означает, что завтра с каждой территории будет сниматься больше продукта, чем сегодня. Напротив, процесс вывода производств из Японии и некоторых стран Европы – сначала энергоемких, лязгающих, с дымными трубами, а потом и всех прочих – это тоже часть тенденции.
Но под поверхностью процесса усреднения скрывается другая, глубинная тенденция. То, что с каждой единицы мировой территории будет извлекаться в среднем равноценное количество продуктов, вовсе не означает, что Россия, обладающая сегодня огромными землями, станет безальтернативной сверхдержавой, Соединенные Штаты неминуемо начнут от нас отставать, а бедные Япония с Германией окончательно загнутся. Ничего подобного!
Где продукт производится и чей это продукт – два совершенно разных вопроса. Центры контроля и управления собственностью не обязаны быть прибиты гвоздиком к месту производства. Тот факт, что Ангола и Мозамбик, будучи португальскими колониями, производили добра гораздо больше, чем сейчас, совсем не означает, что они были его хозяевами. Все-таки в основном его присваивала метрополия (впрочем, оставшегося было гораздо больше, чем сегодня).
1
Это абсолютно не противоречит кратко– и среднесрочной тенденции к усилению локальной неравномерности социального развития регионов. Развитие вообще не бывает ни равномерным, ни «устойчивым». Но речь здесь не о том.